Безмолвная ярость

— Да. У меня едва хватило денег, чтобы снять комнату в захудалом отеле, но хозяйка была очень милой дамой, которая не задавала вопросов, зато много чему научила, поделившись информацией. Когда деньги закончились, она даже согласилась дать мне кредит, пока я не найду где-нибудь место. Я думаю, она понимала, что я прошла через ужас и пытаюсь выбраться. Некоторые постояльцы жили в отеле круглый год — в то время так получалось дешевле, чем снимать квартиру, — и все были очень добры ко мне. Это была своего рода семья. Мне не составило труда устроиться официанткой в клуб в Сен-Жермен-де-Пре, куда брали только молодых и хорошеньких девушек, не слишком заботясь об их реальном возрасте. В канун мая шестьдесят восьмого клуб доживал свои последние часы, но в нем все еще бывало много художников и интеллектуалов, известных и не очень. Я много работала, график был напряженный, но все же находила время часами гулять по Парижу. Мне все казалось чудесным. Я никогда не имела так мало — и никогда не была так счастлива. После жизни в Швейцарии я ощутила абсолютную свободу, как будто передо мной открылась дверь в другой мир. Я чувствовала себя опьяненной. Благодаря работе у меня быстро появились друзья: коллеги и клиенты со своими привычками. Они приняли меня такой, какая я есть, не пытаясь выяснить, откуда я пришла или чем занималась раньше. Только будущее казалось важным. Я всегда была очень способной к языкам и старалась избавиться от остатков акцента, хоть и не такого уж сильного. Да, я сделала все, чтобы никто не заподозрил во мне швейцарку.

Семейная легенда разбилась вдребезги: предполагаемая автомобильная авария моих бабушки и дедушки, сирота, которую переводили из одной приемной семьи в другую… Как я мог столько лет верить в эти сказки?

— В клубе, — продолжает мама, — вовсю торговали практически средь бела дня — наркотиками и не только… Через дилера мне удалось получить поддельные документы на имя Нины Янсен — именно так меня называли с тех пор, как я сошла с поезда. Это показалось мне само собой разумеющимся: я обещала, что отвезу Нину в Париж. Мне казалось, что она продолжает жить во мне, а Дениз постепенно исчезала, пока не растворилась полностью.

— С папой ты познакомилась в клубе?

— Да. Вокруг меня кружило много мужчин, но с твоим отцом было не так, как с другими… Он уже тогда был очень известен. Одна официантка сказала мне, что он фотограф и что его работы публикуют даже в Америке. Йозеф не был завсегдатаем, заходил иногда выпить с друзьями. Он приметил меня с первого раза и в каждый свой визит не сводил глаз. Было неловко, но с Йозефом… иначе.

— Иначе?

— Как художник, Тео… Однажды вечером он подошел ко мне, и мы поговорили. Йозеф объяснил, что у него трудный период, что не получается ничего, кроме банальных неинтересных фотографий. Я узнала, что двумя годами раньше он потерял жену, что у него есть маленький сын и что он так и не смог пережить свое горе.

Он попросил позировать ему — вернее, позволить иногда фотографировать меня. Ты знаешь его работы: Йозеф не любил слишком отрепетированные фотографии, говорил, что нужно уходить от удобных углов обзора, что кадр решается за десятые доли секунды, «украденные у вечности». Да, порой он бывал чересчур романтичен, утверждал, что никогда не встречал такой красоты и ему обязательно нужно узнать, какое чудо произойдет, когда она окажется на пленке.

— Думаю, это был способ соблазнить тебя, найти предлог, чтобы снова увидеться…

— Возможно… В любом случае я была обманута только наполовину. Я согласилась встретиться не в клубе. Йозеф познакомил меня с городом и окрестностями, с местами, о существовании которых я даже не подозревала. Он сделал несколько моих фотографий, когда мы гуляли, но вскоре у меня возникло ощущение, что они стали для него чем-то второстепенным. Я не влюблялась постепенно — это была любовь с первого взгляда. Меньше чем через три недели я покинула отель, чтобы поселиться у него дома, в квартире-мастерской в Латинском квартале, и забеременела тобой.

По внезапно ускорившемуся темпу ее повествования я понимаю, что ей не хочется идти дальше. Да и зачем, если она уже рассказала все, что я хотел знать о ее молодости? То, что было потом, принадлежит только ей и моему отцу. Я не спрашиваю ее, знал ли он обо всем, что она мне только что раскрыла…

С другой стороны, мама ни разу не упомянула о том, что произошло в отеле недалеко от Авиньона, и я не могу не задать еще один вопрос:

— Мама, ты случайно пересеклась с Далленбахом или последовала за ним, чтобы отомстить?

Она издает короткий горький смешок.