Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Однако Абердин полагал, что в обязанности министерства иностранных дел не входит иметь идеи, особенно новые идеи, и не видел причины выходить за рамки буквы закона. На практике его робость мало сказывалась на деятельности людей на местах. И Янг, и его преемник в Иерусалимском консульстве (Джеймс Финн, зять «ребе» Маккола и пылкий последователь Эшли) продолжали заступаться за древний народ Божий без оглядки на подданство его представителей, всякий раз, когда представлялся случай.

И действительно, с точки зрения Эшли, невзирая на смену правительства перспектива восстановления Израиля представлялась как никогда радужной. Ведь он в конце концов преуспел в исполнении своего заветного желания: была создана англиканская епархия в Иерусалиме, которую возглавил, получив сан епископа, новообращенный еврей. Это должно было стать коронным достижением Еврейского общества, сигналом к восстановлению древнего царства Израиль как епархии англиканской церкви. Это было вместилище всех чаяний Эшли, «свершение», как он искренне и пылко верил, «пророчества Исайи».

Создание епархии получило горячее одобрение протестантского короля Фридрирха Вильгельма Прусского, и в Англию был направлен особый посланник, шевалье Бунсен, с целью помогать Эшли в осуществлении его проекта. Потребовались величайшие совместные усилия обоих, чтобы преодолеть сопротивление оппозиции, возникшей в результате доктринальных споров, которые сейчас давно уже позабылись, но которые разжигали страсти в викторианской Англии. Англокатолическая партия трактарианистов и пьюзеистов вокруг Оксфордского движения, стремившаяся примирить англиканскую церковь с Римом, ожесточенно протестовала против создания епархии, поскольку оно было бы на руку протестанству кальвинистского толка. Гладстона, который в то время был «мощным молодым голосом» партии «Высокой церкви», «одолевали муки совести», которые он изложил в двадцатичетырехстраничном письме Бунсену. Там утверждается, что «новизна и (пока еще) неопределенность плана сильно смущают умы моих соотечественников»³⁶

.

Бунсен поспешил к Гладстону и в ходе двухчасовой беседы постарался развеять эти сомнения. Он не погнушался прибегнуть к аргументу о том, какие политические преимущества можно почерпнуть в Сирии. «Неужели вы ничего не предприняли бы, — спросил он Гладстона, — чтобы получить в свое распоряжение политическую конъюнктуру, которую не слишком самонадеянно будет назвать провиденческой в том, что она совпала с симптомами возрождения Сиона?»³⁷. За немецкой напыщенностью этой примечательной фразы можно разглядеть проблеск прагматизма.

Далее Эшли устроил встречу Бунсена и Пиля, которому предстояло стать следующим премьер-министром, а своему дневнику встревоженно поверил надежду, что у Пиля окажется «сердце Соломона, большое, как пески моря», ибо дело «достаточно великое, чтобы его заполнить» — шанс «поместить под знаменем Креста народ Божий на горах Иерусалима».

Пиль не выдвинул возражений, и неделю спустя (19 июля) пришел уже черед Бунсена записать после беседы с Палмерстоном, тогда еще занимавшим свой пост: «Это великий день… принцип принят. И положено начало, если будет угодно Господу, восстановлению Израиля»³⁸

.

Теперь настало величайшее мгновение Эшли как «делателя епископов», поскольку Палмерстон соглашался принять любую кандидатуру, которую он назовет. Король Пруссии предлагал на этот пост Маккола, но его кандидатура была отклонена на том основании, что пост должен достаться выходцу из иудейского народа. Эшли придерживался того же мнения, и его выбор пал на преподобного доктора Александра, «израилита, принадлежавшего к англиканской церкви», который был заодно профессором иврита и арабского языка в Кингс-колледж.

Кандидатура была принята, но далее возникла заминка, когда Понсонби написал из Константинополя, что султан, скорее всего, откажет в разрешении построить в Иерусалиме церковь. Но Палмерстон не отступал. «Я написал лорду Понсонби, — рассказывал он Эшли, — и настоял, чтобы он приналег не одним, а обоими плечами»³⁹ — так странно сформулированная директива возымела желаемый эффект и на посла, и на султана.

23 сентября билль о создании Иерусалимской епархии был принят парламентом. Эшли получил письмо, в котором сообщалось об «удивительнейшей сенсации, какую еврейский вопрос произвел в Ливерпуле. Двадцать четыре проповеди за одно воскресенье во благо нашего дела!» Возвращение евреев действительно стало любимым коньком «массы английского общества». Но такое рвение наблюдалось далеко не повсюду. Если пьюзеисты противились исходя из соображений доктрины, существовало еще несколько видных деятелей, сохранивших свойственное XVIII столетию пренебрежение к неуместному энтузиазму. «Вся молодежь с ума сходит по религии»⁴⁰, — ворчал лорд Мельбурн, уходящий премьер-министр от партии вигов.