Я не видел, откуда они появились. Может, из-под ржавеющих остовов машин, из канализации и окон подвалов. Может, вылезли из дымовых труб и спустились по кирпичным фасадам зданий, словно пауки. Как бы то ни было, они стояли на улице. Я насчитал с дюжину, но на подходе были еще.
Они встали полукругом перед входом в мастерскую, и стали о чем-то возбужденно тараторить, повизгивая. Глаза у них светились, рты открывались и закрывались, словно у угрей, втягивающих в себя воздух. Они указывали на меня своими костлявыми пальцами. И все издавали тот пронзительный вопль, словно говоря:
Они начали приближаться. Истощенные, одетые в лохмотья, волосы спутанные, лица искажены в злобной гримасе.
- Мать-перемать! - услышал я голос Карла. - Опять эти гребаные сопляки.
Он выбил ногой остатки оконного стекла. Техасец уже стоял рядом, с "Браунингом" в одной руке и "Дезерт Иглом" - в другой, будто какой-то бесстрашный партизан, готовый погибнуть с дымящимися пистолетами в руках.
Детки - их было уже два или три десятка - ринулись на нас, подпрыгивая, повизгивая и жужжа, словно стая насекомых. Я уложил троих, а Техасец - еще четверых. Двоих Карл разрезал буквально пополам. И это был сущий ад. От умирающих поднимались огромные облака пепла и маслянистого дыма, а живые наступали прямо по их головам.
Но никто из них не пробился сквозь град огня.
Некоторые оказались в трех или четырех футах от нас, и мы отбросили их назад, вскрыв черепа и продырявив торсы. Я всадил последние две пули в живот маленькому мальчику. Тот споткнулся и, напоровшись на зазубренный осколок стекла, торчащий в окне, и загорелся прямо передо мной. Карл оттолкнул ногой его труп обратно на улицу, чтобы мы не задохнулись от дыма.
Примерно в то время, как остальные начали отступать, а улица ярко пылала, словно зев крематория, по нам ударили с тыла. Я услышал крик Джени, а затем кто-то отбросил меня и Карла в сторону. Следующее, что я помню, это то, как та плененная нами безумная дама выпрыгнула в разбитое окно, перекатилась через тротуар и вскочила на ноги. Руки у нее были по-прежнему связаны за спиной. Карл перезарядился и хотел было уложить ее, но не успел.
С полдюжины Деток накинулись на нее, без лишних усилий сбив с ног, обхватили руками и присосались к ней своими рыбьими ртами. Женщина принялась биться и кричать, но не смогла сбросить с себя нападавших. Они прилипли к ней, испепеляя ее, обращая ее в тлеющую, безумную тварь, исторгающую мотки сожженных внутренностей.
Мы стали стрелять сквозь нее, чтобы попасть в Деток.
А затем все они начали гореть, дымиться и корчиться, съеживаться и шипеть, как бекон на раскаленной сковородке. Одна из тварей вырвалась в предсмертной агонии и проковыляла футов пять-шесть в нашем направлении, затем рухнула на тротуар, содрогаясь и распадаясь на части. Наконец, исторгла какую-то черную, пузырящуюся массу и затихла.
Вот и все.
Мы пережили еще одно нападение Деток. Задыхаясь и дрожа, мы стояли и смотрели на улицу. Двадцать или больше тварей лежали там, слипшись в какую-то почерневшую, дымящуюся массу из костей и плоти.
- Вот же гадкие маленькие засранцы, - проворчал Карл.
- Лучше нам убираться отсюда, - сказала Джени, стараясь не смотреть на бойню. - Эти тела очень радиоактивны.
Поэтому мы спустились в подвал и дождались рассвета.
Больше нам ничего не оставалось.
5
Это было в те жаркие, пасмурные дни, когда мир был погружен в шафрановый туман, в котором ты не замечал опасность, пока не оказывался в непосредственной близости от нее. Иногда пылевые бури настигали нас, когда мы находились на открытом пространстве. Это начиналось всегда одинаково, с тишины, тяжелой и угрюмой, от которой тело покрывалось мурашками. Затем налетал ветер, воющий, как банши, свистел по улицам, засасывая мир в бушующую бурю радиоактивной пыли. Если быстро не найти укрытие, этот ветер буквально сдирал с тебя кожу, а радиация поджаривала изнутри.
Однажды я увидел, как в такую бурю попала кучка бродяг, роющихся по канавам.
Они не прошли и десяти футов, как ветер прикончил их. Когда он утих, пыль развеялась, а рентгены пришли в норму, на улице лежали шесть тел. Они были все обгоревшие, покрыты волдырями, коричневые, как старая кожаная обувь, а поднимавшийся от них дым доносил тошнотворный запах горелого мяса.
В любом случае, Гэри был безлюдным местом.
Хотя другого вряд ли можно было ожидать спустя год после Судного дня. Счетчик Гейгера показывал пятьдесят микрорентген в час - вполне допустимая фоновая радиация. Жить можно. В остальном, все было, как и везде. Пустынные улицы, устланные мусором, разбитые автомобили, сожженные дома. Много мусора осталось с последних дней, когда было объявлено военное положение, и армия пыталась ликвидировать все незаконные формирования.