Мстислав Мстиславич был неузнаваем. Он, казалось, находился одновременно в разных местах, распоряжаясь, устраивая смоленское войско, увещевая богатых жителей Смоленска не скупиться и давать больше серебра на военные нужды. Таким он и сам себя почти не помнил — разве только в те дни, когда защищал городок Торческ, доверенный ему Рюриком, от Всеволода Чермного и половцев. Ощущение выросших за плечами крыльев было таким сильным, что он и спать не мог — летал по городу, подгоняя всех, кого можно. Назавтра, выслав гонцов во все стороны русской земли, погрузил свою дружину на ладьи и отплыл по Днепру до Киева.
Киев Мстислав Мстиславич застал уже взбудораженным, как муравейник, куда случайный прохожий ткнул палкой. Улицы великого города полны были народа, как ратного, так и гражданского, над городом стоял почти не утихающий колокольный звон, то тут, то там стихийно собирались толпы — послушать какого-нибудь беглого половца или гостя заезжего. Рассказы о монголах ходили самые невероятные. Будто и вправду люди те из железа и питаются человеческим мясом — в этом уже никто и не сомневался, и это никем почти не оспаривалось. И что у Чингис-хана три головы, и что вскормлен он степной волчицею — тоже, кажется, ни у кого сомнения не вызывало. Как прикажете сражаться с таким врагом? Да и люди ли они? За разъяснениями бросались к священникам, и те со знанием дела отвечали, что святой воин Гедеон тысячу лет назад победил сих монголов, адово воинство, и заточил их с Божией помощью в тартарары, откуда они совсем недавно, видимо, сумели вырваться. Это говорит о том, что монголам из тартара помогает сам Сатана, будь он проклят тысячекратно во веки веков! Другие же возражали, что не в тартарары, а в гору Елеонскую, что на святой земле, и не Гедеон, а они туда были заточены Господом — за прегрешения свои. Впрочем, большой разницы тут не наблюдалось даже знатоками. Главное дело было — с ними придётся воевать!
Великий князь Киевский Мстислав Романович, объявив в городе военное положение, тоже действовал широко. Весь Киев готовился к войне, каждая кузница ковала днём и ночью оружие, каждая швальня шила сапоги, плотники излаживали ладьи и посады, каждая семья должна была вооружить и снарядить одного, а то и двух конных ратников. Боевой дух жителей Киева был весьма высок. Для дальнего похода в половецкие степи (где предполагалось встретить неведомого врага) готовились разные припасы, чтобы у воинов ни в чём не было недостатка.
Каждый день отовсюду съезжались князья. На большой съезд, созванный великим князем Киевским, хочешь не хочешь, а прибудь. Совет, хоть и не в полном ещё составе, собирался с утра и продолжался аж до обеда, и потом тоже спорили, обсуждали, ругань стояла неумолкающая. У каждого приехавшего на Совет князя о монголах было своё мнение, которое каждый считал единственно правильным. Одни говорили, что монголов и вовсе никаких нет, и веры половцам быть не может, ибо они суть главные и всегдашние враги земли русской, и вообще что-то здесь не так. Другие, наоборот, верили в новую напасть безоговорочно, верили также и в то, что пищей монголам служит сырое человеческое мясо. Третьи в монголов верили, но нисколько их не боялись, говоря, что мы-де, русские, любого врага победим играючи, шапками его закидаем. Кто-то призывал послушаться князя Мстислава Мстиславича и объединённым войском идти навстречу врагу. Но были и такие, кто предлагал сидеть тихо, закрывшись в своих городах, — авось монголы и не заметят, пройдут мимо. Южнее пройдут — там, говорят, страны лежат богатые и зимы не бывает. Одним словом, никакого решения принять пока было невозможно.
Мстислав Мстиславич много произносил речей. Не так-то уж он любил это дело, но тут вдруг придумал для себя один образ, показавшийся ему убедительным. Когда от стрелы, пущенной в тебя врагом, легче защититься? — спрашивал он. И сам же отвечал: когда она ещё только пущена. Хочешь — отскочи в сторону, хочешь — щитом закройся. В сторону, братья, нам не отскочить — некуда нам отскакивать. А щит выставить мы очень даже можем и обязаны. Так что войско нам посылать необходимо, чтобы надёжно закрыться, пока стрела летит.
Этот образ понравился некоторым из князей. Но ещё оставались и такие, что сомневались: а летит ли она вообще, стрела эта? Споры продолжались с привлечением всё новых сторон.