Ночь прошла тихо, под яркими весенними звёздами. Сам Котян почти и не спал, всё думал про завтрашнюю речь, которую обязан произнести перед зятем. Главное — задеть какие-то струны в его душе, расшевелить его, потому что никто из русских не знает и даже не предполагает, с какой скоростью могут передвигаться войска Чингис-хана даже по безводным пустыням. Те, кто прибежал в половецкие степи с юга, рассказывали нечто несусветное — великую Красную пустыню монгольская конница преодолела за месяц, имея при себе только ту пищу и воду, что несла на себе. Нечистый дух ей помогал, не иначе. А что же говорить о благодатных русских землях, где коням и людям еды достаточно? Правда, здесь есть ещё и сами русские, которые не позволят монголам свободно идти по их земле. Но вот для этого-то и нужно их расшевелить как следует, рассказать им об опасности.
Утром, едва дождавшись, когда солнце поднимется на приличную высоту, Котян приказал трогаться с места и спокойным шагом двигаться к Торопцу, окружив себя оставшимся скотом, чтобы иметь вид ещё более мирный. Заметив приближающееся столпотворение, от городских ворот немедленно отъехала ему навстречу стража, но как-то сразу стало видно, что город не захвачен врасплох появлением неожиданных гостей. Воинское дело в Торопце было поставлено отлично, а значит, Мстислав Мстиславич действительно находился тут.
Так оно и оказалось. Узнав о том, кто едет, дружинники отправили одного в город — докладывать князю, а сами образовали вокруг Котяна нечто вроде почётного сопровождения. Ему это было и лестно, и гордость он ощущал перед своими жёнами и челядью, но всё же волновался, ожидая, как встретит его зять.
Мстислав Мстиславич, несмотря на годы и некоторую грузность тела, был всё ещё лёгок на подъём, поэтому, когда Котян въезжал в городские ворота, зять уже встречал его, сидя в седле и радушно улыбаясь. Да, годы не щадили его, как, впрочем, и Котяна. Но тесть, глядя на зятя, не мог не отметить про себя, что, хотя он и ненамного старше Мстислава Мстиславича, но всё же уступает ему весьма сильно, как старик юноше. Зять, по всему видно, перестал быть тем молодым человеком, которого можно было легко зачаровать словами, он не только возмужал, но и помудрел. Перед собой Котян видел не просто отважного витязя, но мужа государственного, способного различить — где свой, а где чужой. Пока что Мстислав Мстиславич разглядывал тестя с тем русским любопытством, в котором легко прочитывается вопрос: да, человече, видеть тебя приятно, а только что за этим кроется? Какие известия привёз ты в наше мирное царство? Уж не беда ли сидит на твоём плече, как ворон, нахохлившись и тревожно посверкивая глазом?
Приветствуя зятя, Котян мудро избег выказывать свои отцовские, покровительственные чувства. Правильнее было поздороваться, как с равным себе. Котян так и сделал. Через некоторое время, по русскому обычаю обняв дочь (растолстела у русских, ну ничего, они это любят), потрепав по бархатным щёчкам обеих внучек (ай, как выросли, скоро замуж продавать, впрочем, здесь это по-другому называется), старый Котян приказал нести подарки, заранее подготовленные для каждого родственника отдельно. Зятю, Мстиславу Мстиславичу, — саблю из далёких южных стран, золотом и каменьями отделанную, с клинком, покрытым, как паутиной, тончайшей вязью письмён и рисунков, да коня могучего, да медный с серебром нагрудник, жене его — тканей расписных, да посуды серебряной, дочерям — разной мелочи драгоценной. Внучки подарками обрадованы были, хотя немного и дичились деда, прибывшего из половецких степей.
Потом очередь дошла и до приближённых, до дружины княжеской каждому — ногата или кусочек серебра. Ларцы, с таким трудом доставленные сюда Котяном, стремительно пустели, приходилось время от времени шептаться с верным слугой Тюлгу, веля ему принести из обоза то тот ларец, то другой. Мстислав Мстиславич, видя такую щедрость со стороны тестя, широко улыбался, а в глазах его стоял всё тот же вечный русский вопрос: с чего это, милый тестюшка, ты так стараешься? Уж не войну ли с соседом затеял, а нас задабриваешь, чтобы помогли, в случае чего?
Через какое-то время, когда все были награждены, скот поставлен в княжеские стойла, люди Котяна размещены, а подарок, могучий гнедой жеребец, опробован лично князем в ходу и рысистом шаге (не слишком доволен остался князь, хоть и виду не показал), Котян попросил уединённой встречи — для разговора.
Мстислав Мстиславич ждал этого. Он без лишних расспросов пригласил тестя к себе в светлицу, наверх, где иной раз любил отдохнуть от суеты, полежать, подремать, послушать книжное чтение. Везде, куда бы ни занесла его судьба, князь устраивал для себя такую светёлку для одинокого отдыха. Княгине Анастасии велел готовиться к пиру по случаю приезда тестя.
Они сели за невысокий резной столик, друг напротив друга. В светёлке хорошо пахло деревом и воском — такие запахи не услышишь нигде, кроме как в русском доме, и уж тем более не встретишь их в степи, где пахнет если не простором, то дымом и шкурами в шатре.