Битва на Калке. Пока летит стрела

Кстати, вспомнив о том, что накричал на жену, Иван захотел прямо сейчас пойти к ней и попросить прощения. Хотя она и сама виновата: зачем сказала, что он может не вернуться из похода? Так ведь и взаправдашнюю смерть накликать можно. Всё равно, прямо сейчас бежать к жене не следовало, пусть-ка прочувствует, может, поймёт, что муж-то прав был, когда ругался. Иван принялся тормошить близнецов, подбрасывая их по очереди на коленках, вдыхая сладкий родной запах их соломенных волос и детского пота. Они оба уже оправились от слёз и заливались смехом на два голоса, словно расшалившиеся щенята. Нянька неловко топталась сзади, не зная, что ей делать — то ли забрать мальчишек у отца, чтобы не слишком веселились в такой день — примета плохая, говорят, то ли продолжить свой бесслёзный плач, вспоминая о своих собственных утратах, то ли оставить детей и Ивана в покое и пойти помочь Арине готовить мужа в дальнюю дорогу. Хотя, конечно, Арина её до этого не допустит — сама должна, как супруга, сделать всё.

Махнула рукой, ушла в дом, чтобы быть у хозяйки на подхвате. Мало ли чего потребуется?..

Так прошёл весь день — в слезах, смехе, беспричинной радости и внезапных приступах грусти. Аринушка старалась мужу не попадаться на глаза, переживала. Только носилась по дому как угорелая: от печи к сундукам, от сундуков — к деткам, оттирать их запачканные мордочки, кормить, поить и снова к печи и сундукам. Иван же решил затопить баню, попариться как следует, чтобы уставшее за последние дни тело получило отдых. Ну и надеялся, что Арина перестанет дичиться и придёт в баньку — мужу спину потереть. Заодно и сама попарится, а уж Иван ей поможет.

В городе весь день было беспокойно. Иван то и дело выбегал на улицу — поглядеть, что там шумит, куда это телеги едут, что соседи говорят по поводу близкой войны. Ходил и к Днепру — полюбоваться сотнями крутоносых ладей и широких, низко сидящих насадов для перевозки пешего воинства. По Днепру как раз приплыли ладьи из Галича, и Иван видел воеводу, руководившего разгрузкой и высадкой людей на берег. Его растерянность, возникшая после ссоры с женой, опять сменилась чуть ли не торжественной приподнятостью, и, разговаривая на улице с соседями, Иван удивлялся: отчего это он не находит в этих людях созвучности своему настроению? В ополчение записались, подобно Ивану, многие, но сильной радости по этому поводу не выказывал почти никто. А один, Иван не знал, как его зовут, хотя и встречал часто, так тот вообще сказал, когда в последний раз собрались:

   — Эх, мужики, чует моё сердце — не кончится это добром. Какие бы они, монголы, не были, а всё же не зря полмиром владеют. Как бы головы не потерять!

Иван ожидал, что этому человеку возразят. Но ему возражать не стали, потоптались, повздыхали, покряхтели — и разошлись.

Впрочем, Иван не стал печалиться по этому поводу. Дело шло к вечеру, и все мысли его были заняты грядущим примирением с Ариной, которую, кстати, он почти забыл за последнее время. Сил на неё не оставалось после работы да и ночевать иной раз приходилось прямо в кузне.

Вернувшись домой, Иван взял чистое исподнее, так, чтобы Арина видела, покашлял со значением, помотался по дому, хватаясь то за одно, то за другое — и направился в баню.

Там уже было хорошо протоплено, угар весь ушёл, каменка багрово светилась в темноте, пахло распаренным берёзовым веником — ещё прошлогодний был веник, новых Иван ещё не собрался насушить — до Троицы святой было далеко, и стояла у бочки с холодной водой крынка с мятным квасом, чтобы плеснуть на раскалённые камни, когда дышать станет тяжело. Иван всё приготовил, как для самого привередливого гостя. Он ещё раз оглядел тёмное горячее пространство и вышел на двор, чтобы надышаться напоследок вечернею прохладой.

Всё его хозяйство, за исключением кузницы, было на виду. Вот банька, ладная, одна из лучших в их конце. Иван строил её так, чтобы мытье каждый раз превращалось в праздник, чтобы было просторно и удобно. Вот скотница, где стоят кони, рядом — стайка для свиней, курятник. Вот дом — поглядеть приятно, а в доме жена молодая, любимая и двое близнецов, даст Бог — и ещё родит Аринушка. И так всё в жизни Ивана хорошо! Такая жизнь началась, каждый день ощущаешь себя человеком значительным. Ну не славно ли?

И нужно всё это покидать, уходить из дома надолго, туда, где, может быть, смерть твоя уже ждёт тебя, бродит по дикой степи, глядит вдаль, нюхает воздух. Почему нельзя без войны? Человек с человеком всегда ведь договориться могут — вот пусть бы князья и договаривались с этим Чингис-ханом, в крайнем случае — откупились бы от него, что ли.

Иван помотал головой, отгоняя несуразные мысли. Чего это вдруг — чуть не разнюнился, подобно своим малым деткам? Вот оно, имущество: вроде бы и нажил не так давно, а не отпускает. Был бы нищим — побежал бы в войско с охотой, в надежде на добычу. А как же русская честь, о которой столько пришлось передумать?