«Большой Торговой» эту со всех сторон окруженную лавками и постоялыми дворами площадь называли неспроста. По меркам Велигора она казалась огромной и считалась местным сердцем торговли. Когда же по осени здесь выставили торговые ряды и пестрые шатры для приезжих купцов, торжище забурлило еще сильнее и продолжало шуметь по сию пору, будто Праздник Урожая и не думал заканчиваться. Встретить тут можно было не только северян, но и гостей со всей Славии – и даже из заморских стран.
– А вот пряников кому! Медовых, во рту тающих! Леденчики на палочке, любого вкуса, любого цвета! Торопись, не глазей, скажу по секрету: сейчас есть, завтра – нету!
– Хмельное заморское! А зелено вино – так в избытке! Кому – чарку, а кому – бочку!
– К брадобрею искусному заходи! Подстрижем, поголим, ус-бороду поправим, молодцом поставим!
Откуда-то неслась веселая – ноги сами рвутся в пляс! – музыка, пестрое людское море колыхалось, двигалось, дышало, будто тысячеликое живое существо.
– Птица жирная, жареная, вкусная! Хоть курочки, хоть уточки, хоть перепела – кому что любо!
– Хлеб пышный, мягкий, только из печи! Пирожки горячие, какие хошь!
– Добры молодцы, налетай да кафтаны покупай! Девы красны, не отставайте, сарафаны выбирайте!
– Свежая рыба велигорская, сегодняшняя, утренняя! Торопитесь, люди добрые! Нам лишь бы сбыть да покупателю угодить!
– В зверинец заходите! Чудеса заморские поглядите! Такого дива чудного нигде не найдете, коли к нам не придете!
Зазывалы рвали глотки, стараясь перекричать друг друга. Гул над площадью висел невероятный, плотный, почти осязаемый. Люди торговались, спорили, веселились, хохотали, просто гуляли да глазели на диковины, сновали в толпе детишки с яркими леденцами-петушками в руках… А еще тут визжали поросята, кудахтали куры, мычала скотина… После лесной тиши этот гам чуть с ног не сбивал, особенно Волка – бедняга крутил головой, вздрагивал, шарахался и определенно нервничал. Наверняка еще и ошалел от всевозможных запахов, несущихся отовсюду. Варя взяла спутника за руку, успокаивая:
– Нужная лавка недалеко. Держись ближе да не отставай.
– Хорошо, – коротко бросил в ответ Серый и забавно облизал усы, видимо, пытаясь по волчьей привычке дотянуться до носа.
Первозверь послушно последовал за девушкой, которая ловко и уверенно пробиралась сквозь толпу к дальнему концу площади. Миновав хлебный ряд, они наконец-то вышли на свободное место, где приметили отряженных для охраны порядка дружинников. Всадники стояли вкруг ярмарки, а пешие ходили среди народа, следили, чтобы все было по уму, по совести и по справедливости, чтоб драк не было, да воришки не шалили. Что ж, где много людей, завсегда может беспокойство приключиться, предусмотрителен посадник велигорский… А может, и заставный воевода сам вызвался помочь, кто знает?
– Нам сюда, – Варя потянула Волка к узкой улочке.
За углом шум-гам притих, и чудесный Ласкин спутник подуспокоился. Дорога была недолгой, хоть и располагалась лавка Шабарши в удалении от центра города, почти у самой Дозорной площади с ведущим к Заставному холму мостом.
Висевшая над неприметным входом темная вывеска не то что не зазывала, а чуть ли не отпугивала. Рисунка на ней не имелось, лишь белела скупая надпись «Старьевщик». Шабарша Лыкович случайных посетителей не жаловал, предпочитая вести дела с людьми проверенными. Вывеску завел по необходимости, куда деваться, если городской глава приказал. Мол, коли дела в Велигоре ведешь, изволь о них честно заявить да в казну налог исправно платить, проверять, мол, будем. Шабарше такое внимание со стороны власти было не по душе. В Велигор он перебрался всего год назад, с юга, из Углича. Там-то у него все было схвачено, крутился-вертелся, как сам хотел, и от строгости отвык. Но ничего – за год пообжился, смирился со строгими северными порядками.
У входа в лавку Волк вдруг забеспокоился, головой закрутил, носом зашевелил, на лице даже тревога нарисовалась. Не по душе ему города, ох, не по душе… Всё беспокоит, всё непривычно.
Варя поспешно толкнула тяжелую дверь, первой заходя в гостевой покой. В нос немедля ударил знакомый запах пыли и старых книг, чувствовался здесь и еле ощутимый приятный аромат каких-то цветов и трав. Едва переступив порог, Волк тихонько охнул.
– Что такое? – забеспокоилась Варвара.
– Волшба, – он снова задергал носом, широко раскрытыми глазами рассматривая полутемное помещение. – Много ее тута.
Так он еще и волшбу чует! Немудрено тогда, что тревожился – лавка была непростой.