– Уладил бы?! А с тварью этой тоже сам бы управился?! – распалившаяся и раскрасневшаяся Мадина все же не выдержала и зло всхлипнула. – Да я думала, у меня сердце разорвется, когда ты против ящера выехал. Красиво помереть собрался, небось? Обо мне даже не подумал, да? И не ори тут, а Добрыню Никитича благодари да в ноги падай! Он тебя от верной смерти спас!.. И не тебя одного…
Вот тут воевода решил, что пора вмешаться, иначе эти двое, чуть с ума не сошедшие от страха друг за дружку, докричатся невесть до чего. Василий уже кусал ус, чтобы не заржать в голос, а Терёшка, глядя на раскипятившихся супругов, глаза вытаращил. У парня, видать, в голове не укладывалось, что венценосцы могут, как простые смертные, промеж собой браниться почем зря, в словах не стесняясь. Ровно и не царь с царицей, а первый на деревне ухарь-задира, явившийся домой за полночь с подбитым глазом, – и встретившая его на пороге со скалкой в руках измаявшаяся от беспокойства жена.
– Мы пока в сторонку отойдем, ладно? – спокойно подал голос Добрыня. – Обождем, когда вы доругаетесь.
Осеклась царица разом, словно над ней ушат холодной воды опрокинули, но первым на попятный неожиданно пошел Пров. Накрыло, видать, бузотера понимание, что выглядят они с Мадиной глупее некуда. Досадливо тряхнул кудрями, но губы у него сами разъехались в усмешке. Притянул замершую жену к себе, прижал к широченной груди крепко – и та сдалась. Вновь всхлипнула, обняла, заплакала тихонько.
– Ну вот и ладно, – пробормотал, не утерпев, Казимирович. – Где любовь да совет, там и горя нет.
Уставившись в упор на великоградцев, Пров опять было помрачнел и вдруг еще раз широко усмехнулся. Осторожно отстранив Мадину, шагнул к Добрыне. Стащил с правой руки кольчужную рукавицу и первым протянул воеводе раскрытую ладонь.
Совсем как неделю назад в Бряхимове, когда давал слово замириться с баканцами взамен на обещание вернуть во дворец жену. Только не было на сей раз в глазах Прова шалой дерзкой горечи и вызова. Никитичу, пожимающему протянутую руку, даже неловко сделалось – царь-наемник смотрел на него, как на чудотворца, явившегося на подмогу неведомо откуда в самый нужный миг.
Или нет, не как на чудотворца. Как на собрата по оружию, чье превосходство над собой нельзя не признать – иначе или дурью заносчивой это будет, или черной неблагодарностью.
– Ну, Добрыня Никитич, посол великоградский, не знаю уж, что там за стрелы у тебя волшебные, но вовремя ты подоспел. Спасибо превеликое… – Пров произнес это смущенно и как-то очень искренне. – Мы теперь у тебя в долгу.
Русич с алырцем и не заметили, когда их дивокони успели с настороженным интересом потянуться друг к другу мордами, а потом, осторожно обнюхав друг дружку, соприкоснуться носами. Бурушко фыркнул, и конь царя-наемника всхрапнул в ответ, шумно выдувая воздух через атласные черные ноздри. Это до того походило на рукопожатие, которым только что обменялись богатыри, что Добрыня с Провом не выдержали – разом, точно сговорившись, улыбнулись. И воевода окончательно уверился: ему не придется напоминать Мадининому мужу, что долг отдачу любит.
Алырский государь и так об этом не забудет.
Доброе дело
– Почти на месте, – сообщил Серый Волк, замедляя бег.
Частокол крепких сосен заметно поредел, а вскоре и вовсе разошелся в стороны. С вершины холма открылся величественный вид на Велигорскую долину. Слева возносились в звенящее голубое небо пять острых высоченных скал, напоминающие расчерченные белыми полосками снега когтистые пальцы – будто когда-то давным-давно ушел под землю исполин, лишь успел руку к небу протянуть, да так и застыл навеки. Недаром прозвали эту гряду Обериновой [23]
Дланью. Разрывая утреннюю дымку, она нависала над заснеженными хребтами и крутыми склонами Синей Чаши – круглой впадины, которую до краев заполняло горное озеро. С отвесной каменной стены низвергались вниз четыре водопада, сливаясь в реку, питавшую многочисленные лазурные озера долины.Места эти русичи осваивали уже почти сотню лет. И дороги проложили вдоль края озер, на которых ютились рыбацкие поселения, и мосты перекинули через бурную реку… ну и большая застава с городом со временем здесь выросла. С дальнего берега, правда, людские постройки казались игрушечными – слишком пестрые, слишком неуместные в этом суровом краю, заросшем вековыми хвойными лесами.
– Ты уверена, что тебе туда надо? – в голосе Волка почудилось беспокойство.
– Да, – твердо ответила девушка. – Нужно забрать вещи и кое-какие дела закончить.