Может, китежанин и впрямь был бабником, но сейчас его занимал лишь ослепший конь. Потрепав жеребца по шее, Охотник слегка толкнул его плечом, вынуждая повернуться, и они бок о бок двинулись к роднику. Со стороны нипочем не скажешь, что один другого ведет. Ждать Веселина не стала, поправила кисет и пошла навстречу. Легкий ветер играл с желтыми листьями, небо наискось пересекал птичий клин, наливалось алым вечернее солнце, и что-то было не так. Что именно, хозяйка башни не понимала, просто стало любопытно и немного тревожно.
От яги Марфы толку наверняка было бы больше, чем от этой «боярышни», но и на том спасибо. Силы чародейской у Миравы довольно, без силы с такой башней не управиться, а что до умения… Алеша мог лишь надеяться, что лесная затворница окажется толковой.
– Вот он, Буланко мой, – Охотник остановился в шаге от чародейки. – Что дальше?
– Дальше ты будешь его держать, – равнодушно велела Мирава. – Как пойму, в чем дело, так и скажу.
– Лады, – Алеша поудобнее перехватил уздечку под самым мундштуком. В Буланко он не сомневался, но «боярышня» опытной лошадницей не казалась – как бы не испугалась, если жеребец дернется. Это поленицы любого коня на скаку остановить способны, а тут богатырской силой и не пахло…
Говорить под руку Алеша не стал, просто придвинулся ближе к другу. Волшебница кивнула и вытащила из кисета свою куколку, поднесла близко к лицу, дунула, что-то шепнула и вдруг подбросила. Алым маком сверкнул сарафанчик, плетеные из соломы ручки вцепились в конскую гриву. Буланко выдержал, только вздрогнул и навалился плечом на хозяина.
– Спокойно, – негромко велел сам слегка оторопевший Охотник, – так надо.
– Да, – подтвердила больше не казавшаяся теремной красоткой Мирава, – так надо.
Куколка пауком доползла до лошадиной головы и устроилась между ушей, словно украшение из числа тех, что так любят иноземцы. Ничего страшного в ней не было, но Алеше отчего-то захотелось сорвать тряпичную дрянь и зашвырнуть в кусты. Ничего, сдержался.
Богатырь стоял, чувствуя, как колотятся два сердца, его собственное и конское, Мирава широко раскрытыми глазами глядела на свою игрушку и молчала, китежанину показалось, что целую вечность, но тени на траве вырасти не успели. Наконец чародейка, не отводя взгляда, протянула руки вперед. Как в них вернулась куколка, Алеша не разобрал, хотя глаз от отшельницы не отрывал.
– Подойди, – коротко велела та, – не кричать же.
– Стой здесь, – твердо велел Алеша напрягшемуся Буланко. – Я сейчас вернусь.
Почуял ли правду конь, Охотник не понял, но сам он, подходя к возившейся со своим кисетом Мираве, ответ уже знал.
– Ничего я с тебя не возьму, – не стала ходить вокруг да около отшельница. – Не за что. За человека, и то не всякого, я бы еще взялась, но за коня… извини. Не выйдет.
– Почему? – вцепился в призрак возможности Алеша. – Если с человеком можно, то и с конем.
– Человек поймет, что все для его же пользы, а если воля есть, то потерпит. А коню, собаке, ребенку ясно одно – больно им, значит плохо всё, значит надо кричать, бежать, драться…
– Так дело в этом?! – отер разом взмокший лоб Алеша. – Не бойся, удержу я его. Или зелье какое свари, что боль снимает. Ты возьмись только.
– Ишь, спорый какой! Зелье ему сразу свари. Не в зелье дело и не в боязни. Зачем живую тварь понапрасну мучить – пусть она тебе и верит, да только…
Волшебница вдруг замолчала, задумчиво глядя на Буланыша. Даже словно бы подалась вперед, как увидевшая дичь охотничья собака. Поняла что-то новое? Что?
– Скажи честно, – Мирава вновь перевела взгляд на Алешу, – навредил ты кому-то недавно?
– Подумать надо… – такого вопроса богатырь уж точно не ожидал. – Мы только и делаем, что нечисти вредим да тем, кто с Тьмой спутался.
– Здесь не Тьма, – уверенно сказала волшебница. – Тут другие напасти в колтун сбились. Нет, не возьмусь я, Охотник, не проси.
– Да что ж такое… – начал Алеша и вдруг понял, что главного-то Мирава про них не знает. – А меня, меня врачевать взялась бы?
Ответа пришлось дожидаться долго: сдвинув брови, отшельница сосредоточенно смотрела на китежанина, точно мерку снимала.
– Взялась бы, – наконец решила она. – Если б ты всерьез захотел. Так захотел, что удача дороже жизни стала бы.
– Так исцели Буланко! Мы с ним два сапога пара, только он о четырех ногах.
– Погоди, значит… – начала Мирава, но договорить ей Алеша не дал.
– Буланко – дивоконь богатырский. Он всё понимает, только говорить, как люди, не может, я-то его слышу, другие – нет. Объясни ему, что станешь делать, как мне бы объясняла, пусть решает.
– Дивоконь богатырский? – васильковые глаза широко распахнулись. – Слыхала про таких, да не видала. А ты тогда что же, богатырем выходишь? Теперь понятно, чего сам не взялся. Я-то думала, все Охотники – чародеи…
– Так и есть, – скривился Алеша, – один я богатырь.