Битва за Рим

– В точности – нет, Луций Корнелий. Царь Армении Тигран, повинующийся нам, сообщил, что ты ведешь на него армию. Пока что я не получил от царя Тиграна объяснения, почему твоя армия воздержалась от военных действий. Ты перешел на восточный берег Евфрата, а теперь опять уходишь на запад. Что привело тебя сюда, зачем ты пришел с армией в Армению? И почему, придя, не нападаешь?

Сулла повернулся и посмотрел вниз, на Тиграна. Тиара у царя на голове, обвитая диадемой с восьмиконечными звездами и орлами, оказалась сверху пустой и обнажала царскую лысину. Тигран явно тяготился своим приниженным положением и в ответ зло глянул на Суллу.

– Разве царь не сообщил об этом? – спросил Сулла и, не получив ответа, снова уставился на Оробаза и на остальных парфян, владевших греческим. – Рим заинтересован в том, великий Оробаз, чтобы одни цари на восточном краю Срединного моря не усиливались за счет других царей. Рим устраивает статус-кво в Малой Азии. Но понтийский царь Митридат покушается на Каппадокию и на иные части Анатолии, в том числе на Киликию, которая добровольно перешла под власть Рима, после того как сирийский царь ослабел настолько, что больше не может приглядывать за ней. Ваш подданный, царь Тигран, поддерживает Митридата и не так давно даже напал на Каппадокию.

– Я что-то слышал об этом, – проговорил без всякого выражения Оробаз.

– Полагаю, от внимания царя Парфии и его сатрапов мало что может укрыться, о, великий Оробаз! Однако, сделав за Понт грязную работу, царь Тигран вернулся в Армению и больше не переходил на западный берег Евфрата. – Сулла откашлялся. – Моим печальным долгом было не позволить понтийскому царю снова вторгнуться в Каппадокию, что я и сделал по поручению сената и народа Рима в начале этого года. Тем не менее я решил, что моя задача не будет выполнена, пока я не поговорю с царем Тиграном. Поэтому я выступил из Евсевии-Мазаки, чтобы его найти.

– И привел свою армию, Луций Корнелий? – спросил Оробаз.

Теперь брови вскинул Сулла:

– Разумеется! Я не очень знаком с этой частью мира, великий Оробаз, потому и захватил с собой армию – из предосторожности, и только! Мои воины вели себя в высшей степени достойно и, как, уверен, вам известно, никого не обижали, не грабили, не мародерствовали, даже полей не топтали. Все необходимое мы покупали. И продолжаем так поступать. Считай мое войско одним многоликим телохранителем. Я большой человек, великий Оробаз! Мои властные полномочия в Риме еще не достигли зенита, мне есть куда подниматься. Рим еще будет рукоплескать Луцию Корнелию Сулле!

Оробаз вздохнул, прерывая таким способом Суллу.

– Прошу меня простить, Луций Корнелий. При мне есть халдей по имени Набополассар, он не из Вавилона, а из самой Халдеи, что в дельте Евфрата у Персидского моря. Он предсказатель и астролог, брат же его служит у самого парфянского царя Митридата. Мы – все мы, прибывшие сюда из Селевкии-на-Тигре, – верим его словам. Ты позволишь ему изучить твою ладонь и заглянуть в твое лицо? Мы бы предпочли сами убедиться, что ты – тот великий человек, кем себя называешь.

Сулла безразлично пожал плечами:

– Мне все равно, великий Оробаз. Пусть твой человек пялится на мою ладонь и на мое лицо, лишь бы вы остались довольны! Он здесь? Хочешь, чтобы он занялся этим сейчас? Или мне перейти в более подобающее место?

– Никуда не уходи, Луций Корнелий, Набополассар к тебе подойдет. – Оробаз щелкнул пальцами и сказал что-то сидевшим внизу парфянам.

Поднялся один, точно такого же вида, как остальные: круглая шапочка в жемчуге, спиральное ожерелье, золотое шитье. Пряча руки в рукавах, он засеменил к ступеням помоста, поднялся и со смиренным видом замер на полпути между своими знатными соплеменниками и Суллой. Из рукава появилась рука, схватившая протянутую правую ладонь Суллы; хиромант долго изучал рисунок линий, потом отпустил ладонь римлянина и впился глазами в его лицо. Затем он чуть заметно поклонился, попятился назад, приблизился к Оробазу и только тогда повернулся к Сулле спиной.

Отчет вышел долгим, Оробаз и остальные невозмутимо слушали. Закончив, халдей снова повернулся к Сулле, поклонился ему в ноги и удалился с низко опущенной головой, всем своим видом демонстрируя полную покорность.

Пока Набополассар выносил свой вердикт, сердце Суллы трепетало, а когда халдей покинул помост, забилось радостно. Что бы он ни сказал, он должен был подтвердить, что он, Сулла, – великий человек. Недаром он отвесил земной поклон: так кланяются только царям.

– По словам Набополассара, ты, Луций Корнелий Сулла, – величайший человек на свете. От Инда на востоке до реки Океан на западе никто не сможет с тобой соперничать. Мы должны ему верить, ибо «никто» включает и нашего царя Митридата, а это значит, он рискует собственной головой. – Тон Оробаза стал совсем иным.

Даже Тигран, как заметил Сулла, взирал теперь на него с благоговейным ужасом.

– Продолжим наши переговоры? – предложил Сулла, не меняя ни позы, ни выражения лица, ни интонации.

– Изволь, Луций Корнелий.