Сулла, никогда не питавший особенной любви к Публию Рутилию Руфу, все же опустил свиток с влажными глазами. Вытерев слезы, он поклялся себе, что, когда он, величайший человек на свете, станет Первым Человеком в Риме, на таких, как Цепион и Филипп, обрушится кара. На них и на эту жирную жабу, всадника Секста Перквитиния.
Однако Сулла-младший и Морсим застали Суллу уже совершенно спокойного.
– Я готов, – объявил он Морсиму. – Но обязательно напомни мне сказать капитану, чтобы сначала мы зашли в Смирну. Мне надо повидать там старого друга и пообещать держать его в курсе событий в Риме.
Часть четвертая
Пока Луций Корнелий Сулла находился на Востоке, Гай Марий и Публий Рутилий Руф добились роспуска особых комиссий, учрежденных согласно
– Вот и отлично, – сказал он Марию и Рутилию Руфу вскоре после роспуска комиссий. – В конце этого года я буду участвовать в выборах народных трибунов, а в начале следующего проведу в плебейском собрании закон о предоставлении гражданских прав всем жителям Италии.
Марий и Рутилий Руф с сомнением переглянулись, но не сказали ни слова против; Друз был прав в том, что попытаться стоило и тянуть с этим не имело смысла: время не смягчит Рим. С отменой особых судов уйдут в прошлое иссеченные спины и прочие бросающиеся в глаза свидетельства римской бесчеловечности.
– Ты уже побывал эдилом, Марк Ливий, теперь тебе пора побороться за пост претора, – сказал Рутилий Руф. – Ты уверен, что хочешь в народные трибуны? Квинт Сервилий Цепион надеется стать претором, тебе предстоит сражаться в сенате с противником, обладающим империем. Мало того, в консулы снова метит Филипп, и если он пройдет – а он, вероятно, пройдет, потому что избирателям надоело год за годом любоваться им в
– Знаю, – твердо ответил Друз. – И все же я намерен побороться за пост народного трибуна. Только очень вас прошу никому об этом не говорить. У меня созрел план, как победить на выборах, для успеха которого важно, чтобы люди думали, что я принял решение в последний момент.
Осуждение и изгнание Публия Рутилия Руфа в начале сентября стало ударом для Друза, делавшего ставку не бесценную помощь своего дяди в сенате. Теперь все зависело от одного Гая Мария, с которым Друз не был особенно дружен. Заменить кровного родственника Гай Марий никак не мог. Это также означало, что среди родни Друза не осталось никого, с кем можно было бы поговорить по душам; его брат Мамерк, с которым у Друза установились дружеские отношения, в политике склонялся на сторону Катула Цезаря и Свиненка. Друз никогда не поднимал в разговоре с ним – и не хотел поднимать – щепетильную тему гражданских прав для всех италийцев. Катона Салониана уже не было в живых. После смерти Ливии Друзы он был погружен в хлопотные обязанности претора, отвечавшего за суды по делам об убийствах, растратах, подделках и ростовщичестве; но когда в начале года непрекращающаяся смута в Испании вынудила сенат отрядить в Заальпийскую Галлию наместника с особыми полномочиями, Катон Салониан охотно отправился туда, чтобы еще вернее отвлечься от горестных мыслей. Заботы о детях взяли на себя теща Корнелия Сципиона и шурин Друз. Летом пришла весть, что Катон Салониан упал с лошади и ударился головой; сначала травму сочли неопасной, но потом с ним случился эпилептический припадок, последовал паралич, беспамятство – и он мирно скончался, не приходя в сознание. Для Друза известие об этом стало равносильно громко захлопнувшейся двери. Все, что у него теперь осталось от сестры, – ее дети.
Понятно, что после изгнания дяди Друз не мог не написать Квинту Поппедию Силону и не вызвать его в Рим. Особые комиссии по
Со времени их последней встречи в тот памятный день в Бовиане минуло три с половиной года.