Битва за Рим

– Безумен, как галльский охотник за головами, – сказал Помпей Страбон.

– Конечно, – отозвался Скатон.

– Так ты говоришь, город будет драться.

– Он будет драться, пока не умрет последний аскуланец.

– Могу обещать тебе одно, Публий Веттий: когда я возьму Аскул, живые позавидуют мертвым, – медленно произнес Помпей Страбон. Он бросил на пол обглоданную кость и снова вытер руки о тунику. – Слышал, как меня тут называют? – поинтересовался он.

– Нет пока.

– Carnifex. Мясник. И знаешь, я горжусь этим прозвищем, Публий Веттий, – сказал Помпей Страбон. – На мою долю пришлось больше прозвищ, чем человеку положено. Страбон – само собой. Когда мне было чуть больше, чем моему сыну теперь, я делил обязанности контубернала с Луцием Цинной, Публием Лупом, моим двоюродным братом Луцием Луцилием и моим добрым другом Гнеем Октавием Рузоном. Мы были вместе с Карбоном в той ужасной экспедиции против германцев в Норик. И знаешь, мои товарищи не очень меня любили. Все, кроме Гнея Октавия Рузона, должен заметить. Не люби он меня, не был бы сегодня одним из моих старших легатов! Ну так вот. Контуберналы добавили к моему прозвищу Страбон еще одно – Меноэс. По пути в Норик мы завернули в мое поместье, и они заметили, что повар моей матери был косоглазым. Его звали Меноэс. И этот остряк, этот ублюдочный Луцилий – никакого уважения к семье, а ведь моя мать приходилась ему теткой – стал звать меня Гнеем Помпеем Страбоном Меноэсом, мол, отец мой и был этот повар. – Помпей вздохнул. – Несколько лет я носил это прозвище. Но теперь меня называют Гней Помпей Страбон Карнифекс. Куда лучше, чем Страбон Меноэс.

Однако Скатона это, видимо, ничуть не испугало, вид у него был скучающий.

– Да разве есть какой-то толк в прозвищах? – сказал он. – Меня вот зовут Скатоном вовсе не потому, что я родился у истоков говорливого ручья. Люди считают, я много болтаю.

Помпей Страбон чуть усмехнулся:

– И зачем же ты пожаловал, Публий Веттий Болтун?

– Переговоры.

– Устали воевать?

– Признаюсь, да. Мне не хочется больше воевать, но, если потребуется, я буду драться до последнего, хотя, по-моему, со старой Италией покончено. Будь Рим иноземным захватчиком, меня бы тут не было. Но я марс, италик, а римляне – народ столь же древний, как и мы, марсы. Пришло время, Гней Помпей, выбираться нам из этой заварухи. Теперь с lex Julia de civitate Latinis et sociis danda все стало иначе. И хотя он и не распространяется на тех италиков, которые сражаются против Рима, в законе lex Plautia Papiria нет ничего, что мешало бы мне стать полноправным римским гражданином, если я сложу оружие и лично обращусь к претору в Риме. Как и моим людям.

– И о чем же ты просишь, Публий Веттий?

– Я прошу предоставить моим людям свободный проход через расположение римских войск здесь и у Аскула. На пути от Аскула к Интерокрее мы снимем свои доспехи и бросим оружие в Авен. Далее нам нужен безопасный коридор от Интерокреи до преторского трибунала Рима. Я также прошу тебя составить письмо к претору, в котором ты подтвердишь мой рассказ и дашь рекомендации о включении меня и моих людей в число римских граждан.

Повисла тишина. Из дальнего угла Цицерон и Помпей-младший наблюдали за лицами собеседников.

– Отец не согласится, – шепнул Помпей.

– Почему?

– Он мечтает о большой битве.

– Неужто правда говорят, что судьбы народов и государств зависят от пустых капризов? – изумился Цицерон.

– Я понимаю тебя, Публий Веттий, – голос Помпея Страбона прорезал тишину, – но пойти на это не могу. Ваши мечи красны от римской крови. Если ты хочешь явиться в преторский трибунал, тебе придется биться за каждую пядь земли отсюда до Рима.

Скатон поднялся и хлопнул себя по бедрам:

– Что ж, стоило попытаться. Благодарю тебя за радушие, Гней Помпей. А теперь мне пора назад, к моей армии.

Отряд марсов скрылся во тьме. Не успел стихнуть топот лошадиных копыт, как в лагере все ожило: загремели трубы, зазвучали приказы.

– Они атакуют нас завтра, возможно с двух сторон, – сказал Помпей, водя острым клинком по светлым волоскам на предплечье. – Отличная будет битва.

– А мне что делать? – растерянно спросил Цицерон.

Помпей уже вложил меч в ножны и собирался улечься на свою походную кровать. В палатке, кроме них, никого не было – остальные контуберналы занимались приготовлениями к бою.

– Надень кольчугу и шлем, возьми меч и кинжал и отнеси щит и копье к отцовскому шатру. Если марсы прорвутся, ты займешь последнюю линию обороны, – приободрил Помпей друга.

Марсы не прорвались. Откуда-то издалека до Цицерона доносился грохот битвы и крики, но ничего не было видно. Наконец Гней Помпей Страбон с сыном вернулись в лагерь. Доспехи их были обагрены кровью, но на лицах сияли улыбки.

– Легат Скатона Фравк убит, – сообщил Помпей-младший Цицерону. – Мы разбили марсов – и силы пиценов тоже. Скатон с небольшим отрядом ускользнул, но мы перекрыли все дороги. Если он решится вернуться к себе в Маррувий, придется ему пробираться через горы: путь не близкий, а там ни еды, ни жилья.

Цицерон сглотнул: