Он сообщил им полученные от Коскония вести, подождал, насколько позволяло ему терпение, пока утихнут их восторги (о миссии Коскония никому не было известно), и посвятил в дальнейшие планы кампании.
– Пришло время остановить Мутила, – сказал он. – Если мы этого не сделаем, он выставит против Коскония такое войско, что ни одному римлянину не уцелеть – не лучшая награда за смелость и отвагу. Мне известно, что Мутил выжидает, желая выведать мои планы до того, как решит, куда он поведет свое войско – против меня или против Гая Коскония. Он надеется, что я пойду на юг по Аппиевой дороге и сосредоточусь на Венузии, крепости достаточно мощной, чтобы надолго завладеть моим вниманием. Как только Мутил убедится, что прав в своих предположениях, он выдвинется в сторону Гая Коскония. Поэтому сегодня же мы снимаемся с лагеря и направляемся в сторону Венузии, на юг. Однако, как только стемнеет, мы повернем назад и передвигаться по дороге больше не будем. Отсюда и до верховий Вольтурна простирается холмистая, трудная для марша местность, но там-то мы и пройдем. Лагерь самнитов разбит как раз на полпути между Венафром и Эсернией. Мутил засел в лагере уже очень давно, и нет никаких оснований считать, что он снимется с места. От него нас отделяют сто пятьдесят миль по бездорожью, но мы должны проделать этот путь за восемь дней и быть готовы к бою.
Возражений не последовало: Сулла никогда не щадил свою армию, но после победы при Ноле солдаты уверовали в себя и своего командира настолько, что знали – любое задание им под силу. Сулла удивил свои войска и тем, что при разграблении Эклана из всей скудной добычи оставил для себя и своих командиров лишь нескольких женщин, да и то не самых красивых.
Однако вместо намеченных восьми поход занял двадцать один день. Так вышло потому, что дорог не было никаких, холмы на деле оказывались скалами, которые приходилось огибать, немилосердно петляя. В душе Суллы клокотала ярость, но на лице была лишь понимающая и ободряющая улыбка: он был достаточно мудр, чтобы понимать, как важно поддерживать моральный дух своих солдат и офицеров. Кое в чем травяной венок смягчил Суллу, дав ему ощущение полной власти над его армией. Если бы он не ошибся в своих расчетах и местность оказалась хорошо проходимой, Сулла стал бы погонять солдат, но сейчас он счел необходимым поддерживать в них бодрость духа и подавать им пример, принимая неизбежное как должное. Если Фортуна по-прежнему ему благоволит, он застанет Мутила там, где думает его найти, а Сулла считал, что Фортуна все еще на его стороне.
Был уже конец квинтилия, когда Лукулл ворвался в лагерь Суллы в невероятном волнении.
– Он здесь! – крикнул Лукулл без всяких церемоний.
– Хорошо, – улыбнулся Сулла. – Это значит, Луций Лициний, что его удача повернулась к нему спиной, потому что моя все еще при мне. Можешь сообщить эту новость войскам. Есть ли признаки того, что Мутил собирается сниматься с лагеря в ближайшее время?
– Наоборот. Он, скорее, дал своим людям время как следует отдохнуть.
– Они сыты этой войной по горло, и Мутилу это известно, – с довольным видом сказал Сулла. – Кроме того, он встревожен. Мутил сидит в этом лагере уже более двух месяцев, и с каждым новым донесением ему все сложнее решить, куда направить свои войска. Он лишился Западной Кампании и теряет контроль над Апулией.
– И как же мы будем действовать? – спросил Лукулл – молодой трибун родился с военной жилкой и с удовольствием учился у Суллы.
– Мы затаимся в бездымном лагере за ближайшим к Вольтурну холмом, – ответил Сулла. – Я хочу напасть, когда Мутил начнет сниматься с лагеря. Ему придется двинуться дальше, иначе он проиграет войну без боя. Если бы это был Силон, возможно, он бы так и поступил. Но Мутил? Он самнит. Он ненавидит Рим.
Шесть дней спустя Мутил начал сворачивать лагерь. Сулла не мог знать, что причиной этому послужило известие о чудовищной битве под Ларином между Гаем Косконием и Марием Эгнацием. Хотя Мутил и бездействовал сам, он не собирался позволять Косконию использовать Северную Апулию как учебный плац. Он выставил большую и закаленную в боях армию самнитов и френтанов под командованием Мария Эгнация против Коскония. Однако римская армия, хоть и гораздо меньшая по численности, была воодушевлена успехами, полностью доверяла своему командиру и приобрела привычку побеждать. Марий Эгнаций потерпел поражение и остался лежать на поле битвы вместе с большинством своих солдат – новость для Мутила ужасная.
Едва занялся рассвет, из-за гребня холма, где они до той поры скрывались, появились четыре легиона Суллы и обрушились на Мутила. Момент был выбран удачно: самниты наполовину снялись с лагеря, войска были в беспорядке – никаких шансов у них не было. Тяжело раненный Мутил с остатками войска бросился искать спасения в Эсернии и заперся там. Многострадальный город вновь приготовился к осаде: теперь римляне были снаружи, а самниты внутри.