Битва за Рим

Он взял две одинаковые громадные гексеры, построенные на одной и той же верфи, и скрепил их веревками. Несостоятельность царя как инженера плохо отразилась на его самбуке. Ему нужно было скрепить дальние борта гексер, тогда нагрузка равномерно распределялась бы по всей конструкции. Вместо этого он скрепил ближние, соприкасающиеся борта. Далее он установил платформу поперек обоих судов, да такую длинную, что края нависали над водой, но закрепил ее недостаточно надежно. Посередине платформы возвышались две башни: одна разместилась между носами кораблей, а другая – над кормовыми надстройками, близко подходившими друг к другу. Башни соединял широкий подъемный мост, который управлялся при помощи блоков и тяговых лебедок. Внутри каждой башни находились огромные колеса, приводимые в движение сотнями рабов. Высокое ограждение из толстых брусьев было прикреплено стержнями и шарнирами к одной из сторон моста, по всей его длине от носовой башни до кормовой. Во время подъема моста ограждение служило защитой от метательных снарядов, и, когда мост достигал максимальной высоты, нависая над стеной родосской крепости, заграждение могло быть сброшено на верхнюю часть стены, дабы образовать сходни.

Атака началась тихим, безветренным днем – шел к концу ноябрь – через два часа после того, как родосские корабли удалось выманить из бухты и увлечь на север. Понтийская армия атаковала стену в самых слабозащищенных местах. Понтийские корабли рядами вошли в родосскую гавань, и наружный фланг развернулся так, чтобы не подпускать родосский флот, когда тот разгадает хитрый ход и вернется. В центре необъятной понтийской флотилии высилась громадная самбука, которую тянули на буксире десятки лодок, а вслед за ней вплотную шли транспортные суда с солдатами.

На зубчатой стене засуетились защитники, послышались тревожные крики. Сноровистые шкиперы буксиров поставили на якорь самбуку бортом к обширной стене волнолома, за которой находился храм Изиды. В момент, когда маневр был завершен, транспортные суда сгруппировались вокруг. Не понеся значительных потерь, несмотря на обрушенную со стены лавину камней, стрел и копий, понтийские солдаты ринулись на самбуку, где плотной толпой встали на мосту, лежащем плашмя на палубе. Затем механики, заправляющие тяговой лебедкой, кнутами подстегнули рабов, и те привели в движение колеса. С ужасающим скрипом и стонами мост между башнями начал подниматься вместе с солдатами. Сотни родосских голов в шлемах высунулись по всей длине зубчатой стены и с благоговейным ужасом наблюдали за происходящим. Митридат тоже смотрел со своей гексеры, стоявшей в гуще понтийских кораблей, ожидая, когда его самбука стянет все родосское сопротивление сюда, на участок стены, за которым находился храм Изиды. Как только самбука оказалась в центре внимания, другие корабли получили возможность выстроиться вдоль остальной части стены, чтобы безнаказанно отправить солдат наверх по приставным лестницам. Понтийские солдаты вот-вот окажутся наверху по всей длине укреплений.

«Неудачи быть не может! На этот раз я их возьму!» – так думал царь, любовно глядя на свою самбуку и ее медленно ползущий вверх между двумя башнями мост. Скоро конструкция сравняется с верхней частью волноотбойной стены, словно по волшебству защитное ограждение упадет на своих крюках и шарнирах, образовав трап, по которому солдаты ринутся вперед, разбивая ряды родосских защитников. На мосту было достаточно людей, чтобы сдерживать родосцев, пока механизм не опустится на палубу, чтобы забрать новую партию солдат и доставить ее наверх. «Никаких сомнений быть не может, я величайший!»

Но когда мост пополз вверх, центр тяжести сместился. Связанные друг с другом корабли начали разъезжаться. Канаты лопались, словно взрывались, башни шатались, палуба начала вздыматься. Поднимающийся мост колыхнулся, словно шарф танцовщицы. Корабли накренились. Платформа, башни, мост, воины, моряки, мастера и рабы полетели в воду, падая в проем между бортами. Все это сопровождалось какофонией звуков: воплями, скрежетом, хрустом и грохотом – и истерическим улюлюканьем, переходящим в приступы издевательского хохота.

– Не желаю больше слышать название Родос! Не сметь даже упоминать его! – рявкнул царь, когда его огромная галера несла его назад, в Галикарнас. – Зима слишком близко, нет смысла продолжать возиться с этой сворой слабоумных и глупцов. Мое войско, наступающее на Македонию, и мой флот у побережья Греции нуждаются в командующем. И еще я хочу, чтобы каждый инженер, имевший хоть какое-то отношение к конструированию этой смехотворной самбуки, был мертв – нет, не мертв! Вырвать языки, выколоть глаза, руки, яйца отрубить – и выдать им чашки для подаяний!