Битва за Рим

– О, отец! – Марий-младший со слезами на глазах покачал головой. – Сын великого человека не может быть избалованным. Подумай, каково мне приходилось! Ты возвышаешься над миром, как титан, а мы, все остальные, копошимся у тебя под ногами, угадывая твои желания, стараясь тебе угодить. Никто из твоего окружения тебе неровня, ни умом, ни способностями, включая меня, твоего сына.

– Тогда поцелуй меня напоследок и ступай. – В этот раз объятия вышли сердечными; Марий и не знал, что ему так дорог Марий-младший. – Кстати, ты был совершенно прав.

– Прав в чем?

– Что убил консула Катона.

Марий-младший с досадой махнул рукой:

– Это я знаю! Что ж, встретимся на Энарии в декабрьские иды.

– Гай Марий! Гай Марий! – позвал нетерпеливый голос.

Марий повернулся на зов.

– Если ты готов, мы уже можем отчаливать, – сказал Публий Мурций так же нетерпеливо.

Марий вздохнул. Инстинкт, а он ему доверял, подсказывал, что плавание будет гибельным: моряк, сначала показавшийся ему бывалым, теперь выглядел не лихим пиратом, а снулой рыбиной.

Его корабль, впрочем, был довольно надежным, крепко сколоченным, хорошо держался на воде, хотя совершенно нельзя было предвидеть, как он поведет себя в открытом море, между Сицилией и Африкой, если все сложится худо и им придется плыть еще дальше. Главным изъяном этого корабля был, без сомнения, его капитан, Мурций, который только и делал, что сетовал. Но, несмотря на его сетования, они еще до полуночи благополучно миновали илистые наносы и песчаные отмели в опасной гавани и поймали стойкий северо-восточный бриз, погнавший их вдоль побережья. Скрипя и опасно накреняясь – Мурций не заложил в пустой трюм достаточно балласта, – корабль заскользил в паре миль от берега. Команда, впрочем, подобралась веселая, сидеть на немногочисленных веслах никому не приходилось, два тяжелых рулевых весла свободно висели за кормой.

А потом, уже на заре, ветер резко поменял направление и задул с опасной силой уже с юго-запада.

– Видал? – брюзгливо обратился Мурций к пассажиру. – Эдак нас загонит обратно в Остию.

– Золотишко подсказывает, что этого не произойдет, Публий Мурций. Еще оно нашептывает, что ты преотлично дойдешь до Энарии.

Вместо ответа Мурций подозрительно поморщился, но сопротивляться блеску золота у него не нашлось сил, и, лишь только повис большой квадратный парус, моряки, внезапно погрустневшие в подражание своему капитану, налегли на весла.

Секст Луцилий, двоюродный брат Помпея Страбона, надеялся на избрание в наступающем году народным трибуном. Будучи консерватором, как того требовали семейные традиции, он с радостью предвкушал, как станет накладывать вето на законы, которые будут предлагать радикалы, чье избрание тоже не вызывало сомнения. Но когда Сулла вступил в Рим, Секст Луцилий оказался одним из многих, принявшихся гадать, как это повлияет на его собственные планы. Не сказать чтобы он возражал против действий Суллы; на его взгляд, Марий и Сульпиций заслуживали, чтобы их удавили в подземной камере Туллиана или, что даже лучше, сбросили с Тарпейской скалы. Вот было бы зрелище, если бы грузное тело Гая Мария упало на острые камни внизу! Старый mentula вызывал либо любовь, либо ненависть, и Секст Луцилий его ненавидел. Если бы его принудили объяснить за что, он бы ответил, что не будь Гая Мария, не появился бы Сатурнин и обошлось бы без недавних преступных деяний Сульпиция.

Конечно, он попался на глаза Сулле, как тот ни был занят, и с воодушевлением предложил свою поддержку, в том числе в роли плебейского трибуна на следующий год. А потом Сулла превратил народное собрание в пустое место, и надежды Секста Луцилия временно рухнули. Правда, беглецам вынесли приговор, и это его порадовало, но вскоре выяснилось, что их, за исключением одного Сульпиция, вовсе не собираются ловить. Даже Гая Мария, чьи прегрешения были куда весомее! Но верховный понтифик Сцевола ответил на сетования Луцилия холодным взглядом.

– Лучше бы ты не глупил, Секст Луцилий! – молвил Сцевола. – Гая Мария необходимо было убрать из Рима, но можешь ли ты вообразить, чтобы Луций Корнелий захотел выпачкать руки его кровью? Всем нам не понравилось, что он повел свою армию на Рим; как же, по-твоему, отнеслись бы римляне к убийству Гая Мария, невзирая на смертный приговор? Смертный приговор вынесен потому, что у Луция Корнелия не оставалось выбора, он был вынужден осудить беглецов за государственную измену в центуриатных комициях, а приговор за государственную измену – это всегда смертная казнь. Луций Корнелий желает одного – Рима, где не будет Гая Мария! Гай Марий – это целый институт, а на целый институт никто в здравом уме не покусится. Так что ступай, Секст Луцилий, и больше не донимай консула такими вопиющими глупостями!