Воровка
На смену зиме пришла непривычно тёплая для Распада весна; 286-й полк воздушной пехоты по-прежнему стоял в Реденсе на переформировании.
Измученные, взмокшие новички из взвода Винтерсблада, нагруженные тяжёлыми рюкзаками, с ружьями наперевес, седьмую милю бежали марш-бросок под палящим предполуденным солнцем. Впереди была ещё половина пути.
— Что замедлились? — прикрикнул бежавший впереди Блад на троих, отставших от остальных. — Работаем, работаем!
— Изувер! — шёпотом выдохнул один из отставших. — Ни один взвод больше так не нагружают, как нас!
— Да ему просто нравится над нами издеваться, — пропыхтел в ответ второй солдат, — и не лень же самому с нами бегать!
— Так он после обеда, как всегда, смотается, а мы тут до ночи будем его задания долизывать, — возмутился третий; на него тут же шикнули, и он сбавил голос до шёпота, — стенгазету эту сраную я ему сколько перерисовывать буду?! Самому ведь до звезды вся эта пропаганда, но, мать его, опять что-то не так, опять — переделывай! Лишь бы ни минуты отдыха нам не дать, живорез проклятый!
— Да ты так, глядишь, и писать научишься, Вальдес! — усмехнулся первый.
— Да ещё и без ошибок, — поддакнул второй, и третий солдат обиделся: надулся и хотел махнуть на товарищей рукой, но руки были заняты.
— Бойд, Макги, Вальдес, — гаркнул Винтерсблад, оглянувшись на отстающих, — кто придёт последним, будет чистить сапоги всего взвода!
— Да что б тебе с коня упасть, когда домой поедешь, а мы тут твою бедолажную стенгазету рисовать останемся, будь она неладна! — шёпотом взвыл Вальдес.
Винтерсбладу и впрямь были до звезды и пропаганда, и все эти стенгазеты, и дружеские футбольные матчи между ротами. Но из своих солдат он выжимал все силы. Его даже начали сравнивать с Ходжесом, который имел привычку ставить перед полком трудновыполнимые задачи и требовал прыгнуть выше головы. Но со строгостью полкового командира мириться было как-то легче, чем с дотошностью взводного, граничившей в глазах солдат с самодурством.
— Ты перегибаешь палку, Шен, — как-то заметил Асмунд, закуривая после обеда на пороге столовой, — Мы же сейчас не на фронте, тут можно дать слабинку. Иначе кто-то обязательно сломается!
— Починим, если сломается, — отозвался Блад, — и уж пусть лучше здесь ломаются, а не под вражеским огнём. Мне не нужны солдаты, которые в решающий момент вдруг дадут эту твою «слабинку»!
— Да послушай! Никто тут не вынашивает предательских планов, не намеревается струсить в бою, и если кто-то перегреется, так только из-за тебя и этих твоих перегибов! Нельзя требовать от людей постоянно быть на грани собственных сил и возможностей, они так не смогут!
— Чего вдруг? — равнодушно спросил Винтерсблад. — Я-то могу. Значит, смогут и они. Их хорошо кормят, у них полноценный сон и два-три часа свободного времени ежедневно. Да они тут как в раю! А что касается нагрузок — привыкнут, не девушки! На фронте тяжелее. И враг пулями стрелять будет, а не как я — газету заставлять перерисовывать. И если уже сейчас, стоит повысить на них голос, они хнычут и просятся к мамочке, то что они тогда вообще здесь делают? Я не собираюсь в бою подталкивать каждого в спину и уговаривать быть смелым мальчиком!
— Да что ты такой злой, Шен? Ещё чуть-чуть, и они тебя возненавидят…
— Переживу, — Блад затушил окурок и направился в сторону конюшни, — всем нравиться — твоя задача, не моя, — бросил он напоследок Асмунду.