Блек. Маркиза д'Эскоман

И потому Луи де Фонтаньё ни на миг не усомнился в том, что это та самая Маргарита Жели, которая, по словам г-на де Монгла, проявила к молодому человеку расположение, столь польстившее его самолюбию.

Он еще более убедился в своих догадках, когда увидел, как маркиз, нагнувшись с седла, взял руку молодой женщины и, поцеловав не только эту руку, но и лоб, вместо слов прощания сказал ей фамильярное "до вечера".

Поведение и слова маркиза привели Луи в ярость. Ненависть к г-ну д’Эскоману, которую он до этого не ощущал в себе, впервые ворвалась в его сердце вместе с ревностью.

Однако, и в этом нельзя было ошибиться, вовсе не вольности, какие позволял себе маркиз в обхождении с Маргаритой Жели, были причиной ревности нашего молодого героя; она вызывалась преимуществом, каким обладал перед ним его противник, имевший возможность среди мрачных тревог, которые Луи де Фонтаньё в нем предполагал, ибо сам такое испытывал, находить утешение в любви.

Собственное одиночество показалось ему чудовищной несправедливостью судьбы и заставило его вспомнить о принципах, кратко изложенных ему шевалье де Монгла.

Луи де Фонтаньё был таким же новичком во взаимоотношениях с женщинами, как и в том, что касалось дуэли; то и другое он прекрасно знал теоретически, но практики у него не было никакой. В его распоряжении было лишь непомерное желание, но оно вполне могло восполнить его неопытность. Ожидание близкого поединка так сильно возбудило чувства молодого человека, что он отважился попытать счастья в другом. Молодая женщина, возвращаясь в город, обязательно должна была пройти мимо него. Он стал поджидать ее на перекрестке, не зная сам, что собирается делать, но преисполнившись пыла и решимости отрезать себе путь к отступлению, если того потребуют обстоятельства.

Пока все эти мысли теснились у него в голове, спустились сумерки, а темнота придавала ему смелости.

Однако, когда женщина, которую он принимал за Маргариту Жели, оказалась всего в нескольких шагах от него и он услышал шелест ее шелкового платья, подол которого задевал дорогу, решительность вдруг начала покидать его, кровь в жилах замерла и дыхание ослабло. Но тут, представив себе, что завтра, когда перед ним будет оголенный клинок шпаги или дуло пистолета, он окажется совсем в ином положении, молодой человек, более не рассуждая, стремительно выскочил из своего укрытия на дорогу, как будто ему предстояло взять приступом вражеский редут.

Много различных чувств тревожило душу Луи де Фонтаньё, и это не могло не сказаться на выражении его лица. Лицо это, вероятно, не очень-то внушало доверие после всех испытанных молодым человеком волнений, ибо, увидев его, молодая женщина в ужасе вскрикнула. Сопровождавшая ее пожилая женщина, должно быть более привычная к опасностям, бросилась между своей спутницей и Луи де Фонтаньё, решительно направив на него конец зонтика, который она держала в руке.

Впрочем, молодой человек не сделал более ни одного движения, чтобы продолжить свое наступление. Хотя шевалье де Монгла наградил Маргариту нелестными эпитетами, наш герой был поистине поражен красотой молодой женщины, а также благородством и изяществом, которые он в ней заметил и которые, как ему показалось, никак не соответствовали ее более чем рискованному общественному положению. Он почувствовал, что ему будет гораздо легче вызывающе вести себя с маркизом д’Эскоманом, чем с обладательницей этих огромных голубых глаз, смотревших на него с таким ужасом, и этих прелестных губ, побледневших и дрожавших от страха. Он растерял всю свою уверенность и готовился уже к отступлению, тем более позорному, что наступление его было победоносным, но пожилая дама не дала ему на это время.

В быстро сгущающейся темноте она совсем не заметила растерянности Луи де Фонтаньё, поскольку была занята тем, что взглядом искала по сторонам, нельзя ли где-нибудь найти помощь и поддержку; но по всем правилам обороны она по-прежнему держала наизготове свое оружие.

— Послушайте, любезнейший, — сказала она, принимая Луи де Фонтаньё за обыкновенного вора, — мы бы могли с вами договориться. Не причиняйте нам зла, и госпожа отдаст вам свой кошелек. Выходя из дому, я положила туда целый луидор. Это все, что у нас есть при себе, и это так же верно, как то, что Сюзанна Мотте — честная женщина. Согласитесь, что никто не берет с собой, отправляясь на прогулку, сотни и тысячи франков. Да и, в конце концов, мальчик мой, луидор — это немало, и если, во что мне очень хотелось бы верить, только нужда толкнула вас на такое скверное дело, то на луидор вы сможете прожить несколько дней.

Продолжая говорить и не дожидаясь ответа на свое предложение, но в то же время не оставляя своей оборонительной позиции, храбрая гувернантка подошла к своей госпоже и рукой, не занятой зонтиком, достала из ее кармана кошелек из зеленого и белого шелка, сквозь петли которого блестела золотая монета, и бросила его к ногам Луи де Фонтаньё.