В Версале озабочены возможной смертью монарха, и по поручению королевы в лагерь прибывает внук Филиппа Орлеанского – герцог Шартрский. У постели больного он произнес речь: «Не пора ли перед лицом смерти оставить неприличное поведение и жизнь с отъявленной любовницей? Король должен возвратить свою нежность благочестивой королеве Марии Лещинской, призвать к себе дофина, окружить близкими родственниками, принцами, естественными защитниками короны, – примириться с Богом посредством таинств».
Король, чувствуя, что одной ногой стоит на пороге вечности, признал правоту родственника. Герцогиня была удалена.
Вскоре Людовик выздоровел, а спустя некоторое время де Шатору получила собственноручное письмо короля, в котором он извинялся за ее удаление, приписывая это козням, и звал ее назад к себе.
Но встреча не произошла – герцогиня скоропостижно скончалась. Полагали даже, что партия дофина столь радикальным путем решила вернуть короля и отца в лоно семьи. Но это могла быть и лихорадка, подхваченная герцогиней в военном лагере. Быстрый переход от печали к радости погубил ее.
Людовик, не переставая, плакал несколько дней. Его даже не отвлекла особенно от его печали женитьба дофина на испанской инфанте. Париж же ликовал. Что особенно было явственно видно по балу-маскараду, данному городом на Гревской площади.
Король посетил его и здесь нашел свою судьбу. Во время бала, на который монарх смотрел весьма рассеянно, вдруг он заметил прелестную женщину, выделявшуюся своим изяществом, красотой, грациозностью изо всей толпы.
Она была в маске, в костюме Дианы – охотницы, с колчаном за плечами и с длинными распущенными волосами в локонах.
Женщина заинтриговала короля. К тому же она на минуту сбросила с себя маску, перед тем как исчезнуть в толпе, и король почти сразу же узнал в ней ту даму, что не раз встречалась ему на лесных дорогах, когда он охотился.
Король попросил бывшего с ним в тот момент герцога де Ришелье собрать все сведения о прекрасной охотнице, не подозревая, что на этот раз охота идет на него.
Он лишь вспоминал, что видел ее в естественной для нее лесной стихии – в кавалькаде на резвых конях, ловко владеющую ружьем.
Но она еще более ловко владела искусством политической интриги: все ходы были намечены и проработаны заранее. Хорошо удается лишь тщательно подготовленная импровизация: когда дело идет о королях и королевствах, глупо пускать дело на самотек. Поэтому следует еще несколько совершенно случайных и, естественно, мимолетных встреч, ценных самим своим фактом и тем, что они фиксируются подсознанием как своего рода привычка.
А тем временем, пока король пребывает в меланхолии, которая лишь изредка рассеивается мимолетно от встреч с прекрасной незнакомкой, сия дама с почтением пишет королевскому камердинеру: «Благодарю Вас, любезный Бридж, за все попечения, которые Вы обо мне прилагаете. Место, занимаемое Вами при дворе, доставляет Вам много способов делать мне услуги, и я полагаюсь совершенно на нежную дружбу, Вами мне обещанную. Король вчера видел меня и удостоил своего внимания, когда я мимо него проходила: он приметил мое смущение, но не проник внутренности моей столь глубоко, как Вы, и не знаю, буду ли в том счастлива. Он беспрестанно окружен красавицами, однако же ни в одной из них не сыщет равного моему сердца: ах! для чего он его не знает!»
Вскоре в новых письмах – уже к иным, но столь же близким ей адресатам – опять звучат мотивы разочарований и неуверенности: «Что говорит король, поминает ли меня в своих разговорах? Не желает ли меня видеть?.. Увы, я начинаю чувствовать, что честолюбие есть величайшее наказание, наипаче в сердце женского пола». Но тут же – нежелание смириться с судьбой и возможным поражением: «Я почти готова о своем дурачестве (это, когда она, обрядясь Дианой, привлекла внимание Людовика. –
Новое покушение было просто – камердинер короля привел ее в Версаль, и вскоре она его покорила.
«Его» – имеется в виду и король, и Версаль. Она поселена во дворце (т. е. в Версале) и признана официальной фавориткой короля (титул со времен Людовика XIV ценившийся высоко и много значивший). К ней прикреплен целый штат фрейлин из дам и девиц благородного происхождения, которые почитают за счастье прислуживать вчерашней выскочке, выполнять ее малейшие капризы и прихоти.
Муж Антуанетты, безумно любивший жену, попробовал было возражать на подобное бесцеремонное похищение своего сокровища. Но взаимоотношения с рогоносцами венценосцы во Франции отработали уже давно: для начала супругу пригрозили Бастилией, и он сник. Затем – после кнута, увидя, что дрессура удается хорошо, ему кинули пряник: успокоенному и смирившемуся ему дали доходное место. И он уже не возражал против окончательной потери жены – Антуанетта без излишних сложностей получила развод.