Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие

Воспользуемся еще раз услугами Сен-Симона, который наиболее четко и лаконично передает историю противостояния двух женщин и переевшего свободы монарха: «Герцог Мэнский сильно хромал. Говорили, будто произошло это от того, что кормилица уронила его. Так как ничто не помогало, решено было отправить его к различным искусным врачам во Фландрию и в другие места королевства, потом на воды, между прочим в Бареж. Письма, которые гувернантка (т. е. Скаррон. – Примеч. авт.) отправляла г-же де Монтеспан с отчетами о путешествии, показывались королю (тут все же необходимо остановиться и сказать пару слов об этом странном ослеплении Франсуазы. Дело в том, что по общему мнению она была красива, Скаррон – не очень. Она была моложе короля на три года, а Скаррон на эти же три года старше; и она была любима Людовиком. Но пути любви неисповедимы – что еще раз докажет этот любовный треугольник. –

Примеч. авт.). Он нашел, что они хорошо написаны; они ему понравились, и его недоброжелательство начало ослабевать.

Капризы и раздражительность г-жи де Монтеспан завершили дело. У нее был очень вздорный нрав, и она не привыкла сдерживаться. Король чаще других бывал жертвой ее капризов, он страдал от этого, хотя и был еще влюблен. Г-жа де Монтеспан упрекала его за это, а та оказала ей добрую услугу (рассказав королю об этих упреках). Со стороны до него тоже дошли сведения о ее стараниях укротить его возлюбленную. Король мало-помалу начал разговаривать с г-жою де Ментенон и привык сообщать ей, как бы ему хотелось, чтобы она воздействовала на г-жу де Монтеспан; он даже стал делиться с ней своими горестями и недовольством против той и даже советоваться с ней.

Выслушивая, таким образом, интимные и непосредственные признания любовника и любовницы, и притом выслушивая их от самого короля, искусная компаньонка ловко воспользовалась этим доверием и мало-помалу оттеснила г-жу де Монтеспан, которая слишком поздно заметила, что эта компаньонка стала ей необходима (во взаимоотношениях с королем). Достигнув такого положения, г-жа де Ментенон в свою очередь стала жаловаться королю на все, что ей приходится терпеть от госпожи, которая так мало щадит его самого, и в силу таких постоянных жалоб на г-жу де Монтеспан она окончательно заняла ее место и навсегда укрепила его за собой».

Король долго присматривался к Ментенон. Еще в 1674 году она получила место фрейлины при жене брата Людовика. Это было сделано не без доброго участия Монтеспан. Но уже следующий ход был личной инициативой короля: когда в 1678 году Франсуаза уехала на воды на курорт Бурбон-л’Аршамбо на несколько месяцев, то Ментенон – так с легкой руки короля ее называли – стала официальной пассией монарха. Вернувшаяся с вод Франсуаза была поставлена перед фактом – их теперь было трое, как некогда она делила короля с ла Вальер, так теперь делили с ней. «Надменная красавица, – отмечает Сен-Симон, – привыкшая к господству и обожанию, не смогла справиться с отчаянием, вечно терзавшим ее при виде падения своей власти, и – что окончательно выводило ее из себя – она не могла скрыть от себя самой наличие презренной соперницы, которую она кормила, которая и сейчас не имела никаких средств к существованию, которая ей была обязана привязанностью (короля), а теперь становилась ее палачом, которую раньше она так любила, что не могла решиться расстаться с ней, когда столько раз этого требовал сам король. В довершение всего соперница эта была гораздо менее красива, чем она, и была намного ее старше… Чувствовать, что король приходит к ней чаще всего именно ради этой компаньонки, чтобы не сказать – служанки, ищет только ее, не может скрыть своего огорчения, если не застает ее, что он чаще всего покидает ее (г-жу де Монтеспан) для разговоров с тою с глазу на глаз, наконец, что она сама нуждается в ней ежеминутно, чтобы привлечь короля, примириться с ним после ссоры, чтобы получить от него милости, которые та для нее испрашивает…»

Короче, король, устав от шума и энергии Франсуазы, входя в возраст, хотел тишины и покоя. Скаррон ему это дала. Как и представление о размеренной, нормальной жизни без излишеств и всевозможных выкрутасов.

Смерть жены Людовика еще более укрепила позиции Ментенон, привязанности короля к ней, «выросшей из отвращения к любовнице, нрав которой стал до того невыносим, что никакими хитростями нельзя было ее обуздать», окрепла еще более. Монтеспан начала стремительно уходить в тень.