Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие

Ее падение стало лишь вопросом времени. И тут ей был нанесен еще один – последний, завершающий удар. Она оказалась замешанной в «деле о ядах»! Расследование этого дела началось в 1677 году: тот же дьяволизм, но с практической точки зрения. Естественно, пока Монтеспан была в силе, никто не смел выдвигать против нее никаких обвинений. Хотя после ареста нескольких колдуний вскрылось, что она – вкупе с племянницами Мазарини, графиней Суассон, герцогиней Буйон, маршалом Люксембургом, многими придворными, крупными чиновниками – была весьма прикосновенна к подлинному сборищу убийц-отравителей (вспомним де Фонтанж. – Примеч. авт.). Во главе этого кружка любителей фармакологии стояла знаменитая отравительница Вуазен (ее сожгут 22 февраля 1680 года, еще 35 человек разделят ее судьбу). И вот теперь дочь Вуазен Маргарита обвиняла Монтеспан в том, что она хотела отравить короля. Время для обвинения было подобрано весьма своевременно. Равно как и обвинения знавших об увлечениях Монтеспан демонологией, легко могли представить, что свое увлечение она пожелает воплотить для практической пользы.

Звезда, некогда сиявшая на королевском девизе, стремительно закатывалась. Ментенон формальным образом выживала ее из дворца, в котором она появлялась, но в котором король уже не желал и боялся с ней встречаться.

Со временем боязнь прошла, но особенного желания общения уже не возникло. Хотя Людовик и встречался с Франсуазой почти ежедневно, но старался сделать эти визиты как можно короче.

Визиты были вызваны соблюдением приличий (ибо привычка порождает этикет). Ментенон же казалось, что каждое такое посещение отнимает у нее частичку влияния. К тому же она не могла уклониться от воздавания той если не прежних знаков почтения, то все же большого внимания и внешних признаков уважения. Помимо того, что это напоминало ей прежнее зависимое положение, она часто подвергалась со стороны не церемонившейся с ней г-жи де Монтеспан очень горьким и выразительным увещаниям.

Мадам де Ментенон. Гравюра XVII в.

В конце концов произошло то, что и должно было произойти: архиепископ Боссюэ, который и ранее добивался от короля периодического прекращения его связи с Франсуазой, на этот раз окончательно уговорил короля удалить Монтеспан от двора. Шел 1691 год.

Королевский приказ, который все боялись передать маркизе, взялся донести до нее ее сын – герцог Мэнский. Видя, что новая фаворитка побеждает его мать, он давно был на стороне Ментенон и теперь доказывал свою крайнюю лояльность. За это вдова Скаррон «усыновила его в своем сердце» и, поскольку своих детей у нее не было, относилась к нему как к сыну, всегда ему протежируя.

Герцогу перешли версальские помещения матери, и он поторопился выбросить из них всю прежнюю мебель, дабы ничего не напоминало ему о ней (мать и сын отныне будут питать друг к другу ненависть до самой смерти маркизы, которая ничуть не огорчит ее сына, в отличие от других ее детей, открыто горевавших и не боявшихся этим навлечь королевский гнев).

В свое время Монтеспан построила в Париже дом для сообщества Дев Св. Иосифа, которое она учредила для образования молодых девушек и обучения их различным рукоделиям. Теперь она поселилась здесь и спустя некоторое время предалась Богу.

Маркизе в годы покаяния всегда помогали бурбонские воды. В 1707 году она поехала сюда в очередной раз, с уверенностью в скорой смерти. Поэтому она раздала все свои деньги на пенсии и милостыни, дабы зависевшие от нее не пострадали бы в результате ее смерти.

В ночь на 27 мая она почувствовала себя плохо. Ее мучили ужасные приступы асфиксии. Доктора дали рвотное. Лекарство вызвало бурную реакцию, и стало ясно, что маркиза умирает. Страх смерти у нее рассеялся. Она приказала позвать всех своих слуг и публично покаялась перед ними во всех грехах. Потом она попросила у них прощения за то, что своей жизнью так долго подавала всем постыдный пример. Перед самой смертью она поблагодарила Бога, что умирает далеко от детей ее греха.

Ее тело долго оставалось у дверей дома, а затем его поставили на хранение в приходскую церковь, как будто речь шла о рядовой местной обывательнице. Лишь много позже его перевезли в Пуатье и опустили в фамильный склеп.

Король совершенно равнодушно отнесся к смерти маркизы. Когда же ему попытались выразить соболезнование и удивление, то он спокойно ответил, что с тех пор как расстался с ней, он надеялся с ней больше не увидеться никогда, так что уже тогда она для него умерла.

К тому же у него была уже Ментенон, которая, отдадим ей должное, узнав о смерти своей соперницы, соизволила заплакать. Теперь это было можно…