Ближние соседи

Хотел оставить себе, уж больно понравилась. Думал побаловаться с русской красоткой, а потом отдать своим бандюганам, однако учуял в её нутре дитёнка – и всё! Дети для него всегда были святыми и императорами, а тем более ещё не рождённые. Возвращать домой не стал, но условия создал вполне приличные, да вот не уберёг. Поехал в очередной раз по заданию Кавасимы, а заместитель, давний недруг Марьяны, за ничтожную провинность отправил её на лесную базу, она оттуда и сбежала с Черныхом. Заместителя без сожаления пристрелил, когда узнал о её гибели, а Черныха за то, что спас ребёнка, простил. За всё сразу.

…Голодный спазм скрутил внутренности. Сяосун спустился вниз, перекусил в ближайшей кофейне, взял для Фэнсянь бутылку соевого молока, лепёшек и сыра тофу и вернулся в номер.

Пока его не было, девушка проснулась, разобрала постель, разделась, повесив ципао на спинку кровати, и вновь уснула уже под тёплым одеялом.

Сяосун долго сидел на стуле, глядя, как она спит. Света в номере не было, луна пряталась за облаками, изредка проглядывая между ними, комната то погружалась в полный мрак, то вдруг наполнялась голубоватым сиянием, и красивое личико Фэнсянь в обрамлении разметавшихся чёрных волос казалось лицом сказочной спящей принцессы.

Сяосун усмехнулся: надо же, сколько в нём ещё осталось детской мечтательности! После благовещенской бойни, убийств русских военных, бандитских налётов на караваны… Наверно, это от усталости, которая охватила всё тело и закрывала глаза.

Надо поспать! Он с сомнением посмотрел на стулья – нет, не поместится, на пол – будет холодно, а укрыться нечем. Оставалось одно: пристроиться к Фэнсянь.

Он разулся, снял френч и бриджи, оставшись в хлопковом белье, и осторожно приподнял край одеяла. Увиденное заставило сердце сбиться с размеренного стука, однако спать хотелось неодолимо, и Сяосун очень осторожно, бочком, прилёг на край и прикрылся углом одеяла.

Фэнсянь коротко вздохнула, повернулась к нему и обняла почти невесомой рукой. Сяосун задержал дыхание и тоже обнял её, почувствовав сквозь тонкую ткань рубашки острые лопатки, будто сложенные крылышки. Прикоснулся сухими губами к её прохладному лбу и заснул, впервые, пожалуй, чувствуя себя счастливым.

27

– Вилли, это я, Ники. Добрый вечер, дядюшка.

– Гуте нахт, Ники! Какого дьявола так поздно звонишь?!

– Извини. Звоню по важному делу. Да не зевай так нарочито громко, я же знаю, что в это время ты ещё не спишь.

– Ладно, ладно, не сплю. Что за дело?

– Надеюсь, тебе уже донесли о событиях в Учане.

– В Учане? Учан… Учан… Это где-то в Армении?

– Перестань дурачиться. Пятьдесят два года, а ведёшь себя, как школьник-двоечник. Ты же блестяще знаешь географию. Учан – это Китай!

– Так бы сразу и сказал, а то – Армения, Армения. Знаю: там что-то вроде восстания против Цинов. Так на юге Китая который год восстают. И самое смешное: десять лет назад они разрушали железные дороги, а теперь бросились на их защиту от иностранцев, от нас с тобой. Решили, что мы их собираемся захватить, чтобы поработить Китай.

– Вилли, там не просто обычное восстание крестьян, там бунтуют солдаты, а к ним уже присоединяются крестьяне, рабочие, студенты. Даже купцы и ремесленники!

– А чего ты хочешь от них? Пока была жива императрица, она всех держала в своём железном кулачке, а стоило ей умереть – все цзянь-цзюни ринулись растаскивать страну по своим углам. Цинской империи приходит конец, и с этим вряд ли что поделаешь.

– Постой, постой! Ты считаешь, что нам не надо вмешиваться? Десять лет назад мы объединились против «больших кулаков» и открутили им голову. Почему же сегодня не спасти империю?

– Ники, что тебе важней: само слово «империя» или твои интересы в этом огромном болоте, именуемом Китаем.

– Будет империя – будут и интересы. А болото следует осушить!

– Ну-у, милый! У тебя самого болот невпроворот – настоящих, физических. Вся Сибирь! Что ж ты её не осушаешь? Силёнок не хватает? То-то и оно! А рвёшься осушать болото человеческое.

– Я понял: вводить туда войска ты не будешь.

– Не буду, ты уж извини, племянничек. Не вижу надобности.

– А что скажешь относительно Англии, Франции?

– Сам спроси. А ты никак снова в поход собрался?

– Спокойной ночи, дядюшка!

– Гуте нахт, дорогой, гуте нахт!

– Хелло, Джорджи!

– Оо, старина Ники! Давненько, дорогой кузен, мы не созванивались. Ты даже забыл, что всегда называл меня «милый Георг».

– Ну, ты же знаешь, я предпочитаю письма и личные встречи, а эта техника… Она часто подводит. Да и подслушивать её легко. Меня Лебедев предупреждал, это физик наш учёный. Я их не очень жалую, но этот, похоже, умён. А за то, что назвал тебя по-английски ласково Джорджи, извини. Я подумал, что тебе будет приятно.

– Что-то ты разговорился, Ники. Обычно из тебя лишнего слова не вытянешь. Что-то случилось?

– Пока вроде бы нет. По крайней мере в России.

– Тебя что-то заботит помимо России?

– Оказывается, да. Меня заботит Китай. Он меня всегда заботил. Я всегда думал об его развитии.