«Но каковы коллеги, – усмехнулся Николай Александрович, – не желают, видите ли, спасать Цинскую империю; им плевать, что ей не много не мало двести шестьдесят лет! Нашей, российской, тоже сто девяносто, это – империи, а династии-то скоро триста. Вот случись у нас революция – одна уже была, кто знает, может и ещё быть, – никто ж не придёт на помощь, а если и придут, так лишь затем, чтобы отгрызть себе лакомый кусочек. Родственнички! Вон дядюшка Вилли прозрачно намекает: мол, зачем тебе Сибирь, коли ты с ней не справляешься? А у меня, может, руки не доходят. Как всё успеть самому? Всюду воры и взяточники! Посмотришь со стороны: вроде бы честный человек, но двинул его во власть – через два-три года отменный вор! А глаза честные-честные! И главное – где денег взять?!»
Император загрустил, вспомнив, сколько было прожектов в начале царствования, как хотелось сделать что-то важное и хорошее для Отечества, оставить свой заметный след в истории.
«Железная дорога от Байкала через Якутию на Чукотку, тоннель на Сахалин… Ведь это были не только мечты. Прекрасный опыт КВЖД породил столько надежд и позвал к новым действиям. Уже были проведены топографические изыскания на предполагаемых маршрутах, началась заготовка шпал… И куда всё подевалось?!
Опять воспоминание о письме прапрадеда императора Павла с предсказанием крушения династии? Да, время от времени проявляется, и тогда всё из рук валится. – Николай Александрович вздохнул. – Поехать бы сейчас на яхте, далеко-далеко, туда, где тепло. Вокруг света! Да, опять вокруг света! Случилось же – спасибо батюшке! – путешествие двадцать лет назад… Уже двадцать, а казалось – совсем недавно. По морям, по загранице – было замечательно, а вот потом по земле, по России, от Владивостока до Иркутска по полному бездорожью – бррр! Богатейшие края и беспросветная дикость. Вот куда надо деньги вкладывать, чтобы получить что-то, хоть немного напоминающее Европу. Впрочем, Европа тоже хороша только городами и дорогами, а народ гнилой. То ли дело русские – сибиряки, казаки! Вспомнилось, как в Благовещенске показывали эту… как её?.. джигитовку. Вряд ли европейцы смогут что-либо подобное…
А Цинской империи приходит конец. Ушла Цыси, оставила императора-младенца Пуи, всё и разваливается. Но это же Китай, тем более – Маньчжурия! У нас в России ничего подобного случиться не может. И предсказания – лишь мистика! Суеверие!»
Дэ Чаншуню, командиру полка «красных повязок», как простые люди называли отряды повстанцев против империи за повязки на голове, отвели лучшую фанзу. Полк только что разгромил крупное подразделение – не меньше батальона – правительственных войск из состава «новой армии», и бойцам требовался отдых. Впрочем, как и командирам. Поэтому Дэ отложил совещание командного состава до утра и собрался поспать. Однако не получилось.
– Товарищ командир полка! – В комнату буквально влетел ординарец Ли, прозванный Стрижом за свою способность мчаться по заданию со скоростью этой стремительной птицы. – Поймали бэйянского офицера.
– И что? – Чаншунь был недоволен до крайности. – Посадили бы под замок до утра. Эка невидаль! Сколько офицеров у нас уже дожидаются допроса!
– Этот какой-то особенный. Он целый взвод расшвырял, как щенят, сдался только под угрозой расстрела и потребовал немедленной встречи с командиром.
– Немедленного, немедленной, – проворчал Чаншунь и зевнул так широко, что едва не вывихнул челюсть. – Ладно, ведите сюда. И раз уж не могу поспать, дайте хоть чаю.
Стриж исчез. Дэ потёр лицо, чтобы согнать усталость, усмехнулся, ощутив под ладонями лёгкую небритость – стареешь, брат, стареешь! – и снова надел портупею, которую снял перед отдыхом. Командир должен быть в форме, особенно в глазах врага.
Два бойца ввели под руки связанного офицера. Ещё двое позади держали оружие наготове, глаза у всех четверых были испуганные. Китель и бриджи пленника были в жёлтой грязи, погоны сорваны, однако по нашивкам и знакам на петлицах Дэ определил звание: капитан «новой армии».
– Вот и встретились, – прохрипел капитан, на его измазанном грязью лице неожиданной белизной блеснула улыбка. – Командир Дэ, не узнаёшь?
Чаншунь пригляделся и едва удержался, чтобы не обнять пленника: Ван Сяосун, названый брат, собственной персоной!
– Оставьте нас, – приказал он своим бойцам. – И развяжите его.
– Командир, он же бешеный, – попытался возразить возникший в дверях Стриж с подносом, на котором стоял чайный набор. – Он убьёт вас и сбежит.
– Не сбежит. Выполняйте!
Бойцы развязали Сяосуну руки и ушли. Стриж поставил поднос на стол. Чаншунь увидел, что в наборе чашка только для него, велел принести ещё одну. Когда недоумевающий Стриж вышел, Чаншунь раскинул руки, желая обнять Сяосуна, но тот показал на грязь на своём мундире, на грязные ладони и покачал головой.
– Стриж! – крикнул Чаншунь, и ординарец мгновенно появился с чашкой в руках. – Принеси воды умыться!