Ближние соседи

– Да, муж рассказывал, я так плакала… – Из миндалевидных глаз девушки выкатились две слезинки, она смахнула их и удивилась снова: – Ты сказала: собирались венчаться? Как это?

– Это очень красиво, в церкви. На всю жизнь! Я же крещёная, по-христиански меня зовут Евсевия.

– Ты – потрясающая! – восхитилась Фэнсянь. – Я бы хотела походить на тебя.

– Зачем? Будь собой, и этого хватит на всю жизнь. Главное, чтобы муж любил и дети были здоровы. А Сяосун тебя любит, уж я-то брата своего знаю.

– Сяосун русских не любит, а твой сын на русского похож.

– Во-первых, Сяосун не любит не всех русских, а только военных и полицейских. Во-вторых, он Сяопина любит, а с Ваней, его отцом, они были как названые братья. Жизнь развела. Но не случайно в народе говорят: «Если ошибся дорогой, то можно вернуться».

Прошло два часа, как Цзинь увезли в родовую. Двери оставались закрыты, оттуда не доносилось ни звука. Чаншунь широкими шагами ходил по коридору: десять – туда, десять – обратно. Сяосун с Сяопином, который сидел у него на колеях, потихоньку считали, сколько он всего сделает шагов. Госян с Фэнсянь перешептывались и плели косички из цветных ленточек, которых в карманах штанишек девочки оказалось великое множество.

По коридору изредка проходили люди в белых халатах, откуда-то издалека доносился детский плач, но в целом было тихо.

– Ты уже нашагал десять ли[32], – сказал Сяосун Чаншуню. – Не пора сделать привал?

Чаншунь удивлённо посмотрел на него, но не успел и рта раскрыть, как пронзительный детский крик, казалось, прострелил закрытые двери. Все вскочили, а Чаншунь застыл как изваяние.

– Сын, – громко сказал Сяосун. – Так орать может только мальчишка. Поздравляю, брат!

Чаншунь очнулся, ринулся к дверям и лицом к лицу столкнулся с невысоким человеком в белом халате и шапочке, с маской на лице. Чаншунь попытался его обогнуть, но человек раскинул руки и сказал по-китайски:

– Куда?! Сейчас нельзя!

– Я – отец! – воскликнул Чаншунь. – Я хочу видеть жену и сына!

– Я так и понял, но имейте терпение. Сына вам покажут через пару часов. Его нужно обмыть, спеленать, покормить. Надо приложить к материнской груди, чтобы ребёнок сразу почувствовал, что его любят. И матери надо немного отдохнуть. К ней можно будет заглянуть часа через три-четыре, и то ненадолго.

Тот же человек в маске через два с половиной часа вынес маленький свёрток. Все родственники новоявленного человечка столпились вокруг, стараясь заглянуть в открытую часть свёртка, в которой виднелась красная круглая рожица и блестели чёрные виноградины глаз, занимавшие, казалось, половину лица.

– А мне, а мне? – подпрыгивала Госян, по причине малого росточка не видевшая личика нового брата. И даже заплакала от обиды, что взрослые не обращают на неё внимания. Но тут доктор наклонился и показал ей кулёчек. – Ой-ё-ёй, какой страшный! – заверещала сестрёнка. – Маленький дракон! Сяолун! – И снова заплакала, теперь от страха.

Фэнсянь взяла её за руку, отвела в сторону и посадила на скамью.

– Ты знаешь, Госян, – сказала она, – все люди рождаются одинаковыми маленькими драконами и только потом, подрастая, становятся разными людьми. Красивыми, добрыми, умными, смелыми. Вон, как твои мама и папа. Или дядя Сяосун.

– И как ты?

– И как я, и как ты. Ты ведь у нас красивая, добрая, умная и смелая?

– Нет, – покачала головой Госян, – я – не смелая, я маленького дракона боюсь. Вдруг он вырастет большим драконом?

– Такое тоже бывает, – вздохнула Фэнсянь.

– А почему?

– Что – почему?

– Почему кто-то вырастает в большого дракона?

– Я не знаю. Может быть, их часто обижают, они думают, что вокруг все плохие, и сами становятся плохими.

Доктор собрался вернуться в родовую, но его остановил Чаншунь.

– Как она, Цзинь? Операция была тяжёлой?

– Цзинь ваша просто молодец! Ребёнок мог родиться мёртвым, поэтому пришлось делать кесарево сечение под местным наркозом. Цзинь молодец! Она, оказывается, крещёная…

– Да. Её христианское имя Евсевия.

Доктор поморщился:

– Это у католиков Евсевия, а у нас – Ксения. И крестик на ней. Так что, считайте, с ребёнком вам Бог помог!

31