«…Начавшиеся народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны…». Ещё бы не отразились, когда у тебя кругом нехватка: снарядов, оружия, хлеба, товаров… Так заставь подданных работать, а не флагами размахивать! Нет, ты, видите ли, почёл за благо отказаться от престола, перевалить ярмо на брата да ещё советовать ему управлять «в единении с народом». Что же сам всюду заявлял: «Такова моя воля!»? Самодержец хренов! А братец-то не дурак, тут же отказался! Хорошо хоть Временное правительство заявило, что будет воевать до победного конца, а там посмотрим.
Но что за псы пастушьи разорвали бедного Авеля? Живёт в своём Царском Селе под охраной, как у Бога за пазухой, да ещё, как докладывала разведка, просит разрешения выехать с семьёй в Англию, к кузену Джорджи. То-то близняшка обрадуется!.. Да, псы… Есть на него псы – Троцкий, Ленин и прочие большевики. Напрасно, что ли, мы позволяем им выехать из Швейцарии? Вот пусть и рвут этого злосчастного Авеля! Но сначала его армию… Что он там о ней пишет?
«Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага». То-то его доблестная армия топчется на месте по всему фронту, а славные союзники ждут, когда русские костьми лягут за их интересы. Дурак ты, дорогой Ники, не разбираешься, кто твой настоящий враг, кто при удобном случае вонзит тебе нож в спину. Уж никак не «жестокий» Вилли!
Вильгельм отложил текст отречения в сторону и взялся за фронтовые сводки – не мог себе отказать в знакомстве с новостями, хотя врачи настоятельно предлагали не портить настроение перед завтраком, это плохо сказывается на пищеварении. Оно у императора барахлило после прорыва Юго-Западного фронта войсками генерала Брусилова, когда казалось: вот ещё Россия напряжётся, и Восточный фронт Тройственного союза посыплется в тартарары. Слава Богу, у властей России не хватило ума на военное дожатие, а на доведение Ники до отречения – хватило, и теперь германский император может спокойно читать фронтовые сводки.
…У Георга на столе тоже лежал текст отречения («Интеллидженс сервис» не зря ела свой сэндвич с беконом) вместе с информацией, что член российской Государственной Думы некий Гучков намерен поставить вопрос об отправке семьи бывшего монарха к родственникам в Англию. А родственник-то кто? Он, Георг Пятый! Мало того что он сам кузен Ники, так и жена Николая Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская – внучка королевы Виктории, следовательно, сестра его, Георга. Далёокая родственница! Вот такая confusion[34]
! М-да-а…Правительство готово дать согласие на приезд Романовых, но не вызовет ли это недовольство народа? Британцы очень ревниво относятся к чести королевской семьи, а тут – отрёкшийся монарх с весьма неоднозначной историей правления. Одна Ходынка[35]
чего стоит! И вообще, кузен Ники был нужен, чтобы воевать с Германией, а теперь, когда российское Временное правительство обязалось вести войну до победного конца, зачем Англии он сам и его неприлично порядочное семейство? Авель должен умереть, а Великобритании следует сменить династию, чтобы полностью отмежеваться от Романовых и Саксен-Кобург-Готов. Вот королевская резиденция – замок Виндзор – красиво звучит. Чем не название новой династии?17 июля 1917 года Георг V своим указом учредил династию Виндзоров.
Семье Николая II было отказано в приёме в Великобритании. Её отправили в Тобольск, подальше от возможного гнева населения, затем – в Екатеринбург, где ровно через год, 17 июля 1918 года, она была расстреляна большевиками.
Каин убил Авеля. Не сам, но руку приложил.
– Вот уж кого не ожидал, так это вас собственной персоной.
Сяосун убрал в кобуру браунинг, с которым наготове вышел в прихожую на условный сигнал дверного звонка: три коротких, один длинный и снова два коротких.
Кавасима нажал невидимую кнопку, и тонкий стилет ускользнул в правый рукав серой суконной куртки, ничем не отличающейся от рабочей одежды портовых грузчиков. Штаны и чулки с кожаными тапочками также были самыми обычными. Только на голове не традиционная коническая соломенная шляпа, а суконная фуражка с жёстким козырьком – такие недавно вошли в обиход грузчиков.
– Проходите, господин майор, – пригласил Сяосун по-японски.
– Полковник, – сказал Кавасима. – Но называй меня просто Ли. И на «ты».
– Как скажешь, Ли, – с едва заметной усмешкой согласился Сяосун. – Ну, тогда, может, лучше говорить по-китайски.
– Пожалуй, – согласился гость.
Сяосун прикрыл дверь в спальню, где хныкал маленький Шаогун под колыбельную песенку матери, и провёл Кавасиму на кухню.
– У тебя всё, как на русской кухне, – хмыкнул полковник, присаживаясь к столу. – Они тоже так гостей принимают.
– Я пятнадцать лет жил в Благовещенске и много русского усвоил. На кухне удобно, располагает к общению. Есть хотите… хочешь?
– Нет, спасибо. И чаю не надо, я ненадолго.
– Слушаю тебя. – Сяосун тоже сел за стол.