Ближние соседи

Над городом тут и там рдели дымные облака пожаров, доносились крики и выстрелы. Погром приближался скачками, от дома к дому. До Саяпиных оставалось десять-двенадцать усадеб. Коегде хозяев уже не было, ушли за Амур. Предлагали, кстати, и Саяпиным, но дед отказался наотрез, а сын и внук не стали перечить. Вообще-то все надеялись, что обойдётся: они ни на чьей стороне не участвовали, а нейтральных никто никогда не трогал. А Иван, отправив сестру к детям и наказав хорошенько спрятаться, одновременно и тревожился за их безопасность, и надеялся, что зачастую пустующий после смерти Татьяны Михайловны дом не подвергнется разграблению.

Трое мужчин и одна женщина стояли у ворот и напряжённо вглядывались в сгущающийся сумрак. Одни против надвигающейся мрачной и ужасающей силы. Она не была неведомой, они хорошо знали, кто её порождает и что её питает. Её нельзя было назвать зверской, потому что звери не способны на злобу и ненависть, присущие только человеку, но было одно свойство, всё-таки роднившее человека и дикого зверя-хищника, и свойство это было самое жуткое: кровожадность.

Да, на улицах доселе тихого и мирного города бесчинствовали люди-хищники, пресыщенные кровожадностью. А им пытались противостоять иные – тоже люди, но не желавшие себе благ за чужой счёт, тем более благ на крови. Они понимали, что вряд ли устоят, но отступать не собирались. Не зная, по сути, того, что они – остатки раздавленной беспощадным сапогом беззакония народной законности.

– Чё это? – указал Фёдор вдоль улицы и передёрнул затвор винтовки.

Оттуда, из сумрака, местами окрашенного отсветами пожаров, к ним приближались две упряжки с розвальнями, заполненными вооружёнными людьми в шинелях и рабочих куртках.

– Это наша смертушка, – ответил дед Кузьма. – На всякий случа́й попрощаемся, дети мои.

Они обнялись. В самый раз, потому что упряжки остановились против их ворот, из них вывалились около десятка мужиков с красными повязками на рукавах – повязки кровавились в дальнем свете пожаров. Один из них, здоровый бугай в шинели и папахе с нацепленным на неё большим красным бантом, шагнул к стоящим у ворот, пошатнулся, но удержался на ногах. Выпучил глаза, приглядываясь:

– Ну, и хто тут у нас? Казачки€ царские, псы боярские? Гляньте, товарищи, они ж, ха-ха, как один, рыжие! А чевой-то вышли, поклониться вздумали, оружье сдать? Да хоть на коленях ползайте, мля-а-а, нам похрен! Ого, да тут и баба с ружжом, мужикам на потеху. Бабы казачьи мужичьих слаще! – Он оглянулся на спутников, и те загоготали, довольные шуткой.

– Слаще, говоришь? Тогда держи конфету! – Арина вскинула ружьё.

Грохот выстрела взорвал улицу. Бугая отшвырнуло назад, к саням, на руки подельников. Те не успели ничего понять, как два винтовочных выстрела отправили на снег ещё двух красных.

Фёдор и Иван подхватили под руки деда и мать, скрылись за воротами. Звякнула щеколда, запирая калитку. Вслед им ударили пули, но не смогли пробить лиственничные плахи. Затем в полотно калитки загремели удары винтовочных прикладов. Без толку: лиственница – дерево надёжное.

Саяпины заняли было позицию под навесом заводни, но быстро поняли, что это место не годится для обзора всего фронта обороны, и стали передвигаться по двору в удобных направлениях, не спуская глаз с ворот и ограды по обе их стороны.

Бандиты ломанулись вдоль заплота, видимо, ища подходящее место для перелаза. Фёдор и Иван внимательно следили, напрягая зрение и слух, за их перемещениями. Было новолуние, и если бы не сполохи от пожаров, время от времени озаряющие низкие облака, не было бы видно ни зги. Как раз очередной сполох и позволил засечь попытку перелаза. Вскрики боли и многословная яростная матерщина подтвердили удачность предупредительных выстрелов.

Дед Кузьма маялся без дела и ругался тихо, почти шёпотом, чтобы не привлекать внимания Арины, которая не терпела мужскую «выразительную речь». Она же, будучи сейчас остро напряжена, всё слышала, однако молчала: не это было важным. И первая поняла, что бандиты решили залезть к ним во двор через усадьбу матери.

– Господи, дети, Еленка! – она едва не закричала, но спохватилась, зажала рот рукой.

– Чё – дети, чё – Еленка?! – бросились к ней с двух сторон муж и сын.

Арина вполголоса, взахлёб, рассказала, какой опасности подвергаются в соседнем доме дети и Еленка. Дед и Иван поспешили туда по внутридворовому ходу, но припоздали: красные уже проникли во двор, нашли тропку и, толкая друг друга на узкой дорожке между сугробами, бежали навстречу. Трое отстали, остались во дворе, приглядываясь к дому и, видимо, прикидывая, не лучше ли заняться им.