Блондинка

Ей показалось, что голос ее звучит фальшиво. Улыбаясь, Норма Джин уселась рядом с Глэдис. Она слегка нервничала – так бывает, когда участвуешь в съемках сцены, но слов тебе не дали и приходится импровизировать. Она не решилась сказать Глэдис, что эта шаль – подарок от мужчины, которому она не доверяла. От мужчины, которого и обожала, и боялась. От мужчины, ставшего ее спасителем. Он фотографировал ее в «провокационных позах», с этой же шалью, кокетливо наброшенной на обнаженные плечи; а еще на Норме Джин было тогда алого цвета платье без лямок, сшитое из новомодного синтетического стрейча. Надела она его без лифчика. Соски натерли льдом («Старый трюк, но работает безотказно» – так говорил Оси), и они торчали под тканью, как виноградины. Этот снимок предназначался для нового журнала под названием «Сэр!», владельцем которого был Говард Хьюз.

Отто Оси клялся и божился, что специально купил эту шаль, и то был первый и единственный его подарок Норме Джин. Она же подозревала, что фотограф просто нашел ее где-то – допустим, на заднем сиденье незапертого автомобиля. Или же забрал у одной из других своих девушек. Отто Оси называл себя «марксистом-радикалом» и считал, что настоящий художник имеет полное право экспроприировать все, что ему понравится.

Интересно, что бы сказал Отто Оси, увидев Глэдис?

Он бы сфотографировал нас вместе. Но такого никогда не будет.

Норма Джин спросила Глэдис, как она себя чувствует, и та в ответ пробормотала нечто нечленораздельное. Норма Джин спросила, не желает ли Глэдис как-нибудь приехать к ней в гости.

– Доктор сказал, ты можешь навестить меня в любое время. Ты «почти поправилась», так он сказал. Можешь даже переночевать или приехать на день.

Норма Джин снимала крохотную меблированную комнатку с одной кроватью. Интересно, где тогда она будет спать, ведь кровать придется уступить Глэдис?.. Или они будут спать вдвоем на этой кровати? Тут Норма Джин вспомнила, что ее агент И. Э. Шинн предупреждал: никому не говорить, что «у матери не все в порядке с головой». «К тебе это прилипнет

».

Но Глэдис, похоже, не собиралась принимать приглашение дочери. Лишь невнятно буркнула что-то в ответ. Норма Джин решила, что мать рада приглашению, пусть даже не готова сказать «да». Она крепко сжала худенькую сухую и безвольную руку Глэдис в своей:

– О мама! Сколько же времени п-прошло! Знаешь, мне так жаль.

Разве могла она сказать Глэдис, что так долго не решалась навестить ее потому, что была замужем за Баки Глейзером? Она ужасно боялась этих Глейзеров. Боялась суда Бесс Глейзер.

Дрожащей рукой Норма Джин достала из сумочки «клинекс» и промокнула глаза. Даже в свободные от работы дни она обязана была подкрашивать глаза и ресницы темно-коричневой тушью, ибо девушка, нанятая агентством Прина, всегда должна безупречно выглядеть на людях. Она боялась, что тушь размажется и потечет по щекам грязными полосками. Волосы у нее теперь были светлее, медово-каштановые, и волнистые, а не кудрявые. Тугие девичьи завитки и локоны «исключались», в агентстве сочли, что с ними она похожа «на дочь какого-нибудь охламона, оуки»[41], которая прихорошилась перед поездкой в местный универсам.

И разумеется, были правы. Отто Оси говорил ей то же самое. Эти редкие брови, эта манера держать голову, дешевая одежда, даже то, как она дышала, – все это никуда не годилось. Все это нужно было подровнять. (Что это ты с собой такое сделала, а? – спросил Баки в первом своем увольнении. – Кого, черт возьми, пытаешься из себя изобразить? Шикарную девицу? – Он был обижен и зол. И еще ему было стыдно перед семьей. Ни один из Глейзеров никогда не разводился. Никого из Глейзеров не бросала жена.)

Норма Джин говорила:

– Я посылала тебе фотографии со свадьбы, мама. Так вот… должна сказать тебе… я больше не замужем. – И она подняла левую руку, слегка дрожащую и уже без колец. – Мой м-муж, мы были так молоды… так вот, он решил, что больше не хочет… – Будь то сцена из кино, только что разведенная молодая жена непременно разрыдалась бы, а мать бросилась бы ее утешать, но Норма Джин знала, что такого не будет, а потому не позволила себе плакать. Понимала, что ее слезы только огорчат или рассердят Глэдис. – Н-нельзя же л-любить человека, который тебя не любит, правда, мама? Потому что если по-настоящему любишь кого-то, ваши две души как будто сливаются в одну, и Бог, Он в вас обоих… Но если он не любит… – Тут Норма Джин умолкла, она не совсем понимала, что собиралась сказать.

Она же когда-то любила Баки больше жизни! Однако эта любовь иссякла. Она надеялась, что Глэдис не станет расспрашивать ее о Баки и разводе. И Глэдис ни о чем не спрашивала.