Блондинка

Норма Джин была не в силах подобрать к нему ключа. Ключа к совместным сценам. Она понимала: если они не сумеют «сыграться», ее заменят другой актрисой.

Она одержимо репетировала свои сцены. Слов у нее было не так много, и все они по большей части являлись ответами на реплики «дяди Леона»; а чуть позже – на вопросы полицейских, когда те ее допрашивали. Она репетировала с Кассом, если он бывал рядом. И если был «в настроении». Касс от души желал ей успеха, так он, во всяком случае, говорил. Он понимал, как много это для нее значит. (Для него самого, сына самого знаменитого киноактера всех времен, «успех» почти ничего не значил.) Но ему все это быстро надоедало. Он начинал трясти ее, как тряпичную куклу, чтобы вывести из «транса Анджелы». Он поддразнивал ее, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не звучал гнев:

– Норма, ради бога! Режиссер поведет тебя от сцены к сцене, шаг за шагом. Такова природа кино. Здесь не требуется настоящей игры, как в театре, где все зависит только от тебя. Зачем так надрываться? Выворачиваться наизнанку? Ты же пашешь как вол. Почему все это так важно?

Этот вопрос всегда висел в воздухе. Почему все это так важно? Так важно!

Она не могла донести это до любовника, понимая, что объяснение прозвучит нелепо. Потому что я не хочу умирать. Я боюсь умереть. Я не могу оставить тебя. Потому что провал в карьере актрисы означал бы для нее провал в жизни, которую она избрала, чтоб оправдать свое незаконное появление на свет. Даже с учетом нестабильности эмоций она понимала всю нелогичность подобного утверждения.

Она вытирала глаза. Она смеялась.

– Я не в силах выбрать то, что для меня важно. В отличие от тебя. Это не в моей власти.

Помоги мне получить эту власть. Дорогой, научи меня!

Норму Джин все сильнее мучила бессонница. В голове постоянно шумело, слышалось насмешливое шушуканье голосов. Они становились все громче, переходили в хохот, неразличимый и в то же время знакомый. Кто это был? Ее судьи или души проклятых, ожидавшие ее? Она могла противопоставить им только Анджелу. У нее была только ее работа – ее игра – ее «искусство». Почему все это так важно?

Она не могла спать, когда оставалась одна в своей квартирке, на узкой кровати с медными шишечками, вроде тех, что стоят в Армии спасения. Не могла она заснуть и когда Касс был с ней, рядом, в этой кровати или в какой-то другой. (Неуловимый Касс Чаплин! Красивый мальчик, у которого полно друзей в Голливуде, в Беверли-Хиллз, на Голливудских холмах, в Санта-Монике, Бель-Эйр, на Венис-Бич, в Венисе, Пасадене, Малибу – да по всему Лос-Анджелесу. Эти друзья были по большей части неизвестны Норме Джин. У них имелись квартиры, бунгало, дома, особняки, где всегда были рады Кассу, в любое время дня и ночи. Казалось, у него вовсе не было постоянного адреса. Все его личные вещи – в основном одежда, причем дорогая, дареная, – были разбросаны по дюжине домов, где ему доводилось останавливаться. Остальное он таскал с собой в вещмешке и обшарпанном кожаном чемоданище с витиеватыми позолоченными инициалами «Ч. Ч.».

Рано утром она бродила по квартире босиком и дрожала. Если Касса не было рядом, она страшно по нему тосковала. Но если он был дома и спал, она ревновала его к этому сну, куда не могла проникнуть, куда Касс убегал от нее. В такие моменты она вспоминала свою исчезнувшую подругу Гарриет и ее малышку Ирину, бывшую для Нормы Джин почти родным ребенком. Гарриет рассказывала Норме Джин, что еще девочкой тоже очень долго страдала бессонницей, а потом, когда забеременела, только и делала, что спала. Затем, когда родился ребенок, а муж пропал без вести, только и знала, что спать, спать и спать. И это был спокойный сон, без сновидений. В один прекрасный день, если повезет, Норма Джин тоже узнает, на что он похож, этот сон. Если я забеременею. Если у меня родится ребенок. Но не сейчас. Когда же? Невозможно вообразить Анджелу беременной. Невозможно вообразить Анджелу за пределами сценария. Норма Джин запомнила всю роль Анджелы, вызубрила ее так, что слова, казалось, утратили всякое значение, звучали механически, как на иностранном языке. Уже к концу первой недели репетиций она начала выматываться. Никогда прежде она не думала, что актерская игра столь изнурительна физически. Словно поднятие тяжестей, равных собственному весу! Она плакала, если только не смеялась. И вытирала глаза обеими ладонями.

Тут появился Касс, красивый обнаженный юноша с взъерошенными волосами. Он шел к маленькому балкончику, где стояла Норма Джин, и протягивал раскрытую ладонь, на которой лежали две белые капсулы.

– Что это? – настороженно спросила Норма Джин.

– Зелье, милая моя Норма, чтобы тебе нормально спалось. Чтобы нам обоим нормально спалось, – ответил Касс, целуя ее влажную шею.

– Волшебное зелье? – удивилась Норма Джин.

Касс ответил: