Блондинка

Их единственный поцелуй. Поцелуй Нормы Джин с Клайвом Пирсом. Он никогда не целовал ее «по-настоящему», в губы, как бы ему того ни хотелось. Он трогал ее юркое тело, щекотал и (Норма Джин твердо в это верила) целовал ее туда, где она не видела. Но ни разу не поцеловал в губы; и вот теперь она таяла в его объятиях, жаждала его и в то же время по-детски робела. Ибо отдавала этому пожилому мужчине не крепкое девичье тело, а свою душу. О! О! Я люблю тебя! Не бросай меня. Она простила мистера Пирса, который предал ее, отвез в сиротский приют и бросил; однако сейчас мистер Пирс вернулся к ней в образе утонченного юриста Алонсо Эммериха, ее «дяди Леона», и она немедленно простила его. Даже после поразительно долгого поцелуя она так и льнула к нему. Глаза Анджелы затуманились, губы были приоткрыты, и Луи Кэлхерн, актер-ветеран с многолетним стажем, взирал на нее с изумлением.

Эта девушка не играла. Она вжилась в роль. Она превратилась в Анджелу, ту Анджелу, которая нужна была моему персонажу. Превратилась в ту, кого он желал.

С этого самого момента у Нормы Джин не было больше проблем с ролью Анджелы.

На площадке Норма Джин вела себя тихо и почтительно. Внимательно наблюдала за происходящим. Теперь, разгадав загадку своей роли, она стала присматриваться к другим актерам, завороженно смотреть, как они разгадали – или стараются разгадать – свои. Ибо что есть актерское мастерство, как не последовательное раскрытие целого ряда загадок, причем ключ от одной не подходит к остальным? Ибо что есть сам актер, как не последовательное соединение собственных, но самых разных «я», скрепленных обещанием, что во время игры все утраченное будет обретено вновь? Все удивлялись, что молодая белокурая клиентка И. Э. Шинна, «Мэрилин Монро», так внимательно следит за репетициями и съемками других актеров и приходит на площадку, даже когда у нее выходной.

Она прокладывала путь наверх через постель. Сперва переспала с мистером Зет, потом – с мистером Икс. Потом, разумеется, был Шинн. И уж определенно Хьюстон. И продюсеры фильма. И Уидмарк. И Рой Бейкер. И Сол Сигель, и Говард Хоукс. Да и все остальные, назовите любое имя.

Норма Джин верила, что в присутствии одаренных актеров она кожей впитает в себя их мастерство и мудрость. В присутствии великого режиссера научится снимать фильмы сама. Ибо Хьюстон был гений; именно от Хьюстона она узнала непреложную истину: не важно, с чего начинается сцена. Главное, чем она заканчивается. Не важно, кем ты являешься или не являешься, важно лишь то, что ты привносишь в фильм. Тогда этот фильм искупит твои грехи и переживет тебя. Так, к примеру, Джин Хэйген, игравшая в «Асфальтовых джунглях» любовницу Стерлинга Хейдена, лучилась очарованием, и все ее обожали. Но на экране ее героиня была чересчур эмоциональной, нервной, дерганой, недостаточно соблазнительной. Норма Джин думала: я бы сыграла эту роль медленнее, глубже. Ей не хватает тайны.

В то время как юная блондинка Анджела казалась пустышкой, но в ней была загадка. Ведь как знать, вдруг эта пустышка неизмеримо глубока? Вдруг она манипулирует влюбленным стариком, напустив на себя невинный вид, и желает уничтожить своего «дядю»? Ее пустое красивое лицо было тем самым «прудом», где все, включая зрителей, видели свое отражение.

Норма Джин была в восторге, она ликовала. Теперь она настоящая актриса! Отныне она не усомнится в себе.

Она удивила Джона Хьюстона просьбой: нельзя ли переснять несколько сцен, которыми он вроде бы остался доволен? Когда он осведомился о причине, Норма Джин ответила:

– Потому что я знаю, что могу сыграть лучше.

Она нервничала, но была настроена очень решительно. И еще улыбалась. «Мэрилин» все время улыбалась. «Мэрилин» говорила низким, сексуальным хрипловатым голосом. «Мэрилин» почти всегда добивалась своего. Хотя Луи Кэлхерн был вполне доволен собственной игрой, он охотно согласился на пересъемку нескольких эпизодов: «Мэрилин» и его уговорила. Причем оказалась права: в отснятых заново эпизодах играла она гораздо сильнее.

В последний день съемок Джон Хьюстон криво усмехнулся:

– Что ж, Анджела. Наша маленькая девочка, похоже, подросла, верно?

Больше никаких сомнений. Я – актриса. Я знаю. Я умею. Я буду!