Блондинка

Проф. Дитрих не принадлежал к числу вредных преподавателей, любящих без конца дергать робких студентов, но и он, разумеется, замечал эту опрятную, ухоженную, мучительно застенчивую блондинку, сидевшую прямо перед ним, – так же, как замечал всех остальных. Однажды вечером он спросил, кто хочет прочесть вслух стихотворение Джорджа Герберта «Алтарь», и, должно быть, увидел, как на лице этой девушки промелькнуло желание вызваться. Не обращая внимания на лес рук, он откашлялся и добродушно произнес:

– Глэдис?

На мгновение наступила полная тишина. Казалось, все мы слышали, как блондинка затаила дыхание. Потом она улыбнулась и прошептала с видом ребенка, решившегося на отчаянный поступок:

– Я п-попробую.

Это стихотворение… Религиозные стихи, сразу ясно, вот только напечатаны они были весьма необычно. Сперва широкая горизонтальная колонка, затем узкая вертикальная, а после нее – еще одна широкая горизонтальная, такого же размера, что и первая. Это было «метафизическое» стихотворение (так нам, во всяком случае, объяснили). То есть весьма твердый орешек для понимания, но язык прекрасный, словно музыка. Глэдис здорово нервничала, но развернулась к нам лицом, приподняла в руках книгу, сделала глубокий вдох и начала читать.

И… ну, мы такого не ожидали! Дело не только в том, что у нее вдруг прорезался хрипловатый, негромкий и в то же время мощный, одухотворенный и чертовски сексуальный голос. Дело в том, что она вообще взялась читать нам этот стих, не отказалась, не выбежала из класса, когда Проф назвал ее имя. Напечатанный в книге «Алтарь» казался нам загадкой, кроссвордом, но, когда эта блондиночка прочла его, слова внезапно обрели смысл.

Разбит АЛТАРЬ. Твоим слугой воздвигнут

Он был из сердца и слезами полит,И нет на свете крепче материала,И нет страданий, равных этой боли.СЕРДЦЕ одноМогло сотворитьКамень,Что не разбить.Сердце не камень,

Но его слезамиВымощен путь,С него не свернуть.И если я сохраню в душеЛюбовь к Тебе и хвалу Тебе,Возложу на АЛТАРЬ эту жертву свою —Во веки веков сиять АЛТАРЮ!

Глэдис закончила читать, и класс взорвался аплодисментами. Хлопали все. Даже школьные учительницы, которые, как понимаете, могли с ревностью отнестись к этому ее выступлению. Ибо проф. Дитрих, разинув рот, смотрел на девушку, которую все мы считали простой конторской служащей, смотрел и словно глазам своим не верил. Он пребывал в своей обычной позе – присев на краешек стола и слегка ссутулив плечи, склонился над книгой. Когда Глэдис кончила читать, он присоединился к аплодисментам, а потом спросил:

– Вы, должно быть, и сами поэтесса, юная леди! Я не ошибся?

Тут Глэдис густо покраснела, вся сжалась и пробормотала что-то неразборчивое.

Проф. Дитрих продолжал настаивать, слегка поддразнивал ее в добродушной учительской манере. Казалось, ситуация слегка вышла из-под его контроля и он должен подбирать слова тщательнее обычного.

– Мисс Пириг! Вы наверняка поэтесса, причем весьма редкого таланта.

Он спросил у Глэдис, почему стихотворение напечатано таким необычным образом, и Глэдис что-то прошептала в ответ, и тогда проф. Дитрих сказал:

– Погромче, пожалуйста, мисс Пириг.

Глэдис откашлялась и еле слышно ответила:

– Н-наверное, оно должно выглядеть как алтарь?

Теперь она говорила торопливо, без глубины, и всем снова показалось, что она вот-вот выскочит из комнаты, точно испуганный зверек. А потому Проф поспешил заметить:

– Благодарю вас, Глэдис. Вы совершенно правы. Ну-с, класс, теперь понятно? «Алтарь» построен как алтарь.

Черт побери! Стоило раз это увидеть, и образ остается навсегда. Как в тесте Роршаха с чернильными пятнами.

«Сердце одно»… Эти два слова девушка произнесла с особой интонацией. «Сердце одно могло сотворить камень, что не разбить». До конца жизни каждый из нас, кто был в тот вечер на занятии, будет слышать эти строки.

Ноябрь, 1951-й. Господи, как же давно это было! Даже думать не хочется, что немногие из нас дожили до сегодняшнего дня.