Блондинка

Говорил вежливо: «Ты можешь уйти в любую минуту».

– Милая, мы получили эту роль.

Через три дня ей позвонил И. Э. Шинн. Он торжествовал.

Норма Джин сжала трубку в пальцах. Она неважно себя чувствовала. Сидела дома, читала книжки, которые оставил ей Касс. «Настольная книга актера и жизнь актера» с его заметками на полях. «Дневник Нижинского». Когда попыталась ответить Шинну, голос ее дрогнул.

Шинн раздраженно спросил:

– Ты там не спишь? Роль няньки! Говорю же, тебе дали главную женскую роль. Сам Уидмарк за тебя просил. Так что роль наша!

Одна из книг скользнула на пол. Остро заточенный карандаш скатился на ковер.

В горле по непонятной причине стоял комок. Норма Джин откашлялась и хрипло прошептала в трубку:

– Х-хорошие новости.

– Хорошие? Просто потрясающие! – укоризненно сказал Шинн. – Ты не одна, с кем-то, да? Не слышу в голосе особой радости, Норма Джин.

В квартире она была одна. В. не звонил уже несколько дней.

– Я рада. Просто счастлива. – Норма Джин закашлялась.

Шинн, не обращая внимания на ее кашель, продолжал возбужденно тараторить. Можно подумать, он напрочь забыл о своем разбитом сердце. О своем унижении. Никому бы и в голову не пришло, что ему уже пятьдесят два и что скоро он умрет. Наконец Норма Джин прокашлялась и выплюнула в салфетку комок зеленоватой мокроты. Такая же густая слизь жгла ей глаза. Уже несколько дней забивала пазухи, проникала, казалось, в мозговые извилины, вязла в зубах. Шинн тем временем сказал с упреком:

– Не похоже по голосу, чтобы ты была рада, Норма Джин. Хотелось бы, черт возьми, знать почему. Я тут на Студии задницу надрываю, хлопочу, устраиваю тебе встречу с Д., а ты, видите ли, «Угу, я рада». – Шинн, как мог, пытался сымитировать говор Нормы Джин, тонкий, «в нос», детский голос. И замолчал, тяжело дыша.

Норма Джин представила его на другом конце провода. Глаза сверкают, как драгоценные камни, волосатые ноздри крупного носа гневно раздуваются, изуродованные губы как месиво. Эти губы она не могла целовать. Стоило ему приблизиться с намерением поцеловаться, как Норма Джин тут же отскакивала или отворачивалась с криком: Простите! Но я просто не могу! Я не смогу полюбить вас. Простите.

– Слушай, в твоем исполнении «Нелл» будет просто блеск! Ладно, согласен, роль своеобразная. Особенного смысла в ней нет, да и финал не фонтан, но это первая твоя звездная роль. В серьезном фильме. Теперь «Мэрилин» действительно вышла на широкую дорогу. Что, сомневалась во мне? В своем единственном друге Исааке?

– О нет! Нет. – Норма Джин снова сплюнула в салфетку и быстро скомкала ее, не глянув на содержимое. – Что вы, мистер Шинн, в в-вас я никогда не с-сомневалась.

Нелл. 1952

Трансформация – то, к чему сознательно или подсознательно стремится природа актера.

Михаил Чехов. Путь актера

1

Я знал ее. Я был ею. Был не любовником ее, а отцом, который ее оставил. Ей говорили, что отец погиб на войне. Они лгали: он был потерян только для нее.

2

Фрэнк Уиддос.

Детектив из отдела убийств Калвер-Сити, Фрэнк Уиддос!

На первой же репетиции «Можешь не стучать» она догадалась, кто такой «Джед Тауэрс». Не знаменитый актер (к которому она не испытывала никаких чувств, даже презрения), но ее давешний любовник Фрэнк Уиддос, с которым они не виделись одиннадцать лет. В «Джеде Тауэрсе» она видела детектива с жестким и в то же время виноватым, тоскливым взглядом. Этот мужчина, У., не подходил на роль грубоватого, но добросердечного парня. Это была роль для В., а не для У. с его кривой ухмылкой и насмешливыми глазами. По сути своей У. был головорезом, убийцей. Насильником. Но при малейшем его прикосновении Нелл просто таяла. Именно «таяла», иначе не скажешь, хоть это слово и звучит банально. Безумные глаза ее блестели, смотрели с уверенностью. Бойкое тело было податливым. Норма Джин настояла, что на Нелл обязательно должен быть плотный бюстгальтер. Грудь ее была строго стянута. Скоро Мэрилин перестанет носить нижнее белье, это будет ее «фишка». Но Нелл не может обойтись без нижнего белья. «И бретельки бюстгальтера обязательно должны просвечивать под одеждой, если смотреть со спины. Она изо всех сил цепляется за остатки рассудка. Она очень, очень старается».

Я люблю тебя. Сделаю для тебя что угодно. Меня нет, есть только ТЫ.