Блондинка

– Иногда возникает ощущение… что я без кожи. Недостает одного слоя. Все, что угодно, может причинить боль. Как солнечный ожог. Мистер Шинн умер, и мне страшно его не хватает. Он единственный, кто верил в «Мэрилин Монро». Студийное начальство не верит, это точно. «Эта шлюха» – так они ее называют. Я и сама не очень-то в нее верила. Блондинок вокруг полно… Когда мистер Шинн умер, мне самой хотелось умереть. Потому что это я виновата в его смерти, я разбила ему сердце. Но я знала, что должна выжить. «Мэрилин» была его детищем, так он, во всяком случае, утверждал. Возможно, был прав. Я должна жить за «Мэрилин». И не то чтобы я очень религиозна. Раньше была, а теперь нет. Просто сейчас не совсем понимаю, кто я. И не очень-то верю людям, когда они говорят, что знают, во что верят. Это всего лишь слова, их говорят лишь потому, что их нужно сказать. Похоже на клятву верности, под которой мы должны подписаться. Все мы. Коммунист солжет, так? Тогда какой в этом смысл? Но лично мне кажется, у каждого человека есть определенные обязательства. Ответственность, что ли. Помните роман Герберта Уэллса «Машина времени»? Путешественник во Времени попадает в будущее на своей машине, которой не вполне умеет управлять. Попадает в далекое будущее и вдруг понимает: будущее уже существует, оно перед нами. В звездах. Нет, я не про эту суеверную чепуху – как ее там, астрологию. Не про предсказания судьбы по руке. Пытаются предсказать будущее, и так мелочатся! Если бы я могла заглянуть в будущее, спросила бы, чем лечить рак. Или психические заболевания. Мне кажется, будущее прямо перед нами, как шоссе, по которому никто еще не ездил, может, даже еще без асфальта. И ты в долгу перед потомками, перед детьми твоих детей: ты обязан жить. Для того чтобы родились эти дети. В этом весь смысл, верно? Вот во что я верю. В детстве мне снился сон, такой прекрасный! Нет, не буду о нем рассказывать. Это очень личное. Просто хотелось бы, чтобы в этом сне была подсказка, кто мой отец!

Апрель 1953-го. Норма Джин убежала в дамскую комнату, спряталась там и рыдала. За дверью гремела музыка, взрывы смеха. Ей так обидно! Она оскорблена. Техасский магнат дотронулся до нее, сказал, что хочет проверить, «настоящая» ли она. Хотел танцевать с ней буги-вуги. Он не имел права! Она не танцует таких танцев! Что, если В. все видел? И мистер Зет с лицом летучей мыши, и этот злобный и хитрый Д., что, если они все видели? Я вам не шлюха, которую можно нанять на ночь! Я актриса! В подобные моменты Норме Джин особенно не хватало мистера Шинна. В. любил ее, но она ему не особенно нравилась. Такая вот горькая правда. В последнее время он стал завидовать ей – ее карьере! Тот самый В., который был знаменит, когда Норма Джин еще училась в школе и с восторгом смотрела на его веснушчатое мальчишеское лицо на экране! А может, В. и не любил ее вовсе? Может, ему просто нравилось трахаться с ней?

Только на то, чтобы привести в порядок тушь, ушло минут десять, не меньше. Еще десять минут – на восстановление хорошенькой игривой «Мэрилин», души сегодняшней вечеринки. «О, как раз вовремя!»

Элегия. Памяти И. Э. Шинна.

В небе пещеры громада

В ней души усопших.Не надоТудаВедь мы не хотим

Их забыть навсегда.

Единственное стихотворение, которое Норма Джин написала за долгое время. Получилось скверно.

Иногда она лежала в постели, обнимая мужчину, которого отчаянно боялась потерять. Мысли прыгали, точно блохи на сковородке. Она вздыхала, стонала, причитала, зарываясь пальцами в его кудрявые, все еще густые волосы. Довольная, угрем извивалась в его веснушчатых, сильных, заплывших жирком руках. (На левом бицепсе у него была крошечная татуировка в виде американского флага, ее так и хотелось целовать!) Он наваливался на нее всем телом, покрывал исступленными поцелуями, входил в нее, как только мог, и, если удавалось сохранить эрекцию (затаить дыхание и надеяться, держаться, держаться, так держать!), занимался с ней любовью напористо и размеренно, словно помпа. По мере приближения к финалу он словно переключал скорость – движения его становились порывистыми, быстрыми, дергаными.

Каждый мужчина занимается любовью по-своему, у каждого тут свой «стиль», в отличие от случаев, когда требуется кому-то отсосать, тут все мужчины одинаковые, и не важно, тонкий член или толстый, короткий или длинный, гладкий или весь перевитый венами. Член бледный, цвета сала, или красный, словно кровяная колбаса; чистенький, пахнущий мылом член или немытый, заросший слизью; член прохладный на ощупь или горячий, как кипяток, гладкий или морщинистый. Член – он и есть член, всегда противный.