Блондинка

– Ну неужели это так важно? Всего лишь снимок в стиле ню. Или все дело во мне? Вы когда-нибудь видели снимки нацистских лагерей смерти? Или Хиросимы? Нагасаки? Горы трупов, сваленных, как поленья? И среди них – совсем маленькие дети, даже младенцы. – Она задрожала. Не ожидала, что так расстроится из-за собственных слов. Их не было в сценарии, и она, что называется, поперла не в ту степь. – Вот из-за чего следует огорчаться! Вот это и есть порнография! А не снимок какой-то там тупой шлюхи, которой отчаянно нужны пятьдесят долларов.

Вот почему мы никогда не доверяли ей до конца. Она выходила за рамки сценария. Из ее уст можно было услышать что угодно.

В тот день Норма Джин нарочно сняла трубку, но телефон все равно разбудил ее. Она готова была поклясться, что слышит вибрацию. Сердце ее дрогнуло – возможно, это звонит мистер Шинн? А значит, он простил ее. Конечно простил, раз даже Студия простила! На пресс-конференции она блестяще сыграла роль «Мэрилин Монро». Говорила репортерам только правду. В 1949-м я была так бедна! Мне позарез были нужны эти несчастные пятьдесят долларов. Ни до, ни после того случая я не позировала обнаженной. И очень сожалею об этом поступке, но ничуть не стыжусь. Ни разу в своей жизни я не сделала такого, чего бы следовало стыдиться. Потому что воспитана в христианской вере.

Норма Джин нашарила трубку, чтобы положить ее на рычаг. Было почти уже десять. И тут же, немедленно, раздался телефонный звонок. Она поспешно схватила трубку:

– Алло? Иса-ак?..

Но это был не мистер Шинн. Звонила секретарша мистера Шинна Бетти (которая, как подозревала Норма Джин, работала на ФБР, хотя сама она не смогла бы объяснить, почему так думает, да и вообще это было маловероятно, учитывая беззаветную преданность Бетти своему боссу).

– О Норма Джин! Если стоишь, сядь. – Голос у Бетти был сдавленный, надтреснутый.

Норма Джин лежала обнаженной на пропотевших простынях. Сжимала телефонную трубку и думала без эмоций: Мистер Шинн умер. От сердца. Это я его убила.

Позднее тем же утром Норма Джин проглотила весь оставшийся кодеин, штук пятнадцать мощных таблеток, не меньше. Запила их прогорклой пахтой. Обнаженная, дрожащая, лежала она на полу в спальне и готовилась умереть, глядя в потолок, испещренный мелкими трещинками. Мы потеряли нашего ребенка, все пропало, для нас обоих, навсегда. Интересно, какой бы то был ребенок? С искривленным позвоночником? С красивыми глазами и прекрасной душой?.. Через несколько минут ее вырвало, изо рта хлынула вязкая белая жидкость, тут же твердевшая между зубами, будто цемент. И она чистила, чистила, чистила зубы – до тех пор, пока из нежных десен не начала сочиться кровь.

Спасение

В апреле 1953-го в жизнь Нормы Джин вошли Близнецы. Если б я знала, что они за мной присматривают, была бы сильней.

Целый водоворот событий. Все время что-то происходило. Можно было подумать, что грузовик, доверху набитый всеми рождественскими дарами в блестящих обертках, которых ей не довелось получить в сиротском приюте округа Лос-Анджелес, вдруг подкатил к ее дому и высыпал эти богатства прямо на нее. «О! Неужели все это происходит со мной! Что происходит со мной?» Жизнь, замкнутая и тоскливая, как у одинокого ребенка, разыгрывающего гаммы на пианино, вдруг преобразилась. Стала нарядной, суетливой, праздничной, как в музыкальной комедии, когда музыка звучит так громко, что не слышно слов песни. Оглушительный звон и грохот в ушах.

«Это меня пугает. И знаешь почему? Потому что я не она. Я – не Роза. Совершенно точно».

– Просто хочу сказать, что я не шлюха. Я бы любила такого мужчину, как Джозеф Коттен, очень любила! Во время войны он получил душевную травму. Возможно, и физическую тоже. Он был… таких называют «импотентами», наверное. Не совсем понятно. Там есть одна сцена, где у нас, ну, вроде как любовь. Роза манипулирует им, но он того не осознает. Смеется, шутит. Он от нее без ума, это сразу видно. Эту сцену я буду играть прямолинейно. Как ее сыграла бы сама Роза. То есть она в этот момент играет роль. Но я сыграю так, словно это вовсе не игра с ее стороны. Но одной вещи я боюсь чертовски сильно. Боюсь высмеивать этого мужчину прямо в лицо. Мужчину, который… ну, вы понимаете, не мужчина. Примерно так.