Блондинка

Но на съемках «Ниагары» – они велись более открыто и активно освещались в прессе – та же молодая белокурая актриса вела себя нагло, как обезьяна. На съемки сцены в душе она едва не вышла обнаженной – хорошо хоть расторопная костюмерша в последнюю секунду накинула на нее махровый халат. После душа она сбросила с себя полотенце, но костюмерша была наготове с тем же махровым халатом. Именно по настоянию Мэрилин все постельные сцены она играла полностью обнаженной, в то время как другие актрисы – даже такие сирены экрана, как Рита Хейворт или Сьюзан Хейворд, – непременно надели бы телесного цвета белье, неразличимое под белыми простынями. Этой же актрисе пришло в голову решение приподнять колени под простыней и раздвинуть ноги в манере самой вызывающей и непристойной – да какой угодно, только не «женственной». Такая точно не будет робкой и пассивной в постели! Во время съемок простыня часто соскальзывала, обнажала или сосок, или всю перламутровую грудь целиком. У X. не было другого выбора, кроме как остановить съемку, хоть он и был заворожен этим зрелищем.

– Роза! Цензура этого не пропустит!

X. взял на себя роль бдительного отца, он нес моральную ответственность. А Роза была его распутной и своенравной дочерью.

Вот чертовка! До чего ж хороша, просто глаз не оторвать. Когда Коттен наконец задушил ее, многие из присутствующих непроизвольно зааплодировали.

Частично «Ниагара» снималась в Голливуде, в павильоне Студии. Некоторые эпизоды пришлось снимать на натуре, рядом с Ниагарским водопадом, в штате Нью-Йорк. Там «Роза Лумис» становилась еще более властной и непредсказуемой. Актриса потребовала «усилить» реплики. Она возражала против «клише» в своих фразах. Она умоляла, чтобы ей дали написать собственные диалоги; когда ей отказали, она настояла на том, чтобы сыграть часть сцен мимикой, без слов. Норма Джин считала роль Розы Лумис недописанной, неубедительной, жалким плагиатом героини Ланы Тёрнер, официантки, соблазнительницы и убийцы в картине «Почтальон всегда звонит дважды». Она верила, что студийные боссы нарочно решили ее унизить. Но ничего, она им еще покажет, этим мерзавцам!

Она настаивала, чтобы сцены снимали и переснимали. Пять раз, десять. «Чтобы довести до идеала».

Если что-то было не идеально, она впадала в панику.

Однажды, готовясь к длинному проходу, где Роза Лумис удаляется от камеры – быстрой и в то же время соблазнительной походкой, – Норма Джин обернулась к X. с ассистентом и сказала – не голосом героини, а обычным будничным тоном:

– Ночью я все поняла. Думаю, у Розы был ребенок. И этот ребенок умер. Прежде я этого не осознавала, но вот почему я играю Розу так, как играю. Этот персонаж глубже, чем прописано в сценарии. Роза – женщина с тайной. И я помню, как все случилось.

X. недоверчиво спросил:

– Что? Что и как случилось?

«Роза Лумис» вот уже несколько недель сбивала его с толку. Или не «Роза», а «Мэрилин Монро»? Или кто бы она ни была! Он не мог понять, принимать ли эту женщину всерьез или отмахиваться от ее слов, как от глупой шутки.

Она, как ни в чем не бывало, продолжала:

– Этот ребенок. Роза закрыла его в ящике комода, и он задохнулся. Нет, не здесь, конечно. Не в мотеле. Где-то на западе. Там, где она жила до замужества. Она была в постели с мужчиной и не слышала, как малыш плачет в ящике, а когда они закончили, так и не догадалась, что ребенок умер. – Глаза Нормы Джин сузились, словно она, стоя на ярко освещенной съемочной площадке, вглядывалась в тени далекого прошлого. – Потом Роза вынула младенца из ящика, завернула его в полотенце и похоронила в неприметном месте. Никто ничего не узнал.

X. нервно усмехнулся:

– Черт возьми, откуда вы это знаете?

Про себя он называл ее шальной блондинкой. Так было проще всего от нее отделаться. Возможно, он опасался, что она подрывает его режиссерский авторитет, как «Роза Лумис» в «Ниагаре» сомневалась в авторитете и самой мужественности своего несчастного супруга.

– Просто знаю, и все! – ответила Норма Джин, удивленная, что X. подвергает ее слова сомнению. – Однажды я была знакома с Розой.

6

Великанша! И этой великаншей была она.

В мотеле, неподалеку от Ниагарского водопада, ей начали сниться сны, которые не снились прежде в Калифорнии. Живые, правдоподобные, точно в свете софитов. Великанша, хохочущая женщина с пышными соломенными волосами. Не Норма Джин, не «Мэрилин», не «Роза». «То была я. Я находилась внутри ее».

Вместо срамного кровоточащего разреза между ногами появились огромные, распухшие губы. Они пульсировали от голода и желания. Иногда Норма Джин просто проводила по ним рукой (или ей казалось, снилось, что проводила) и в ту же секунду вспыхивала, словно спичка, кончала и со стоном просыпалась в постели.

7