Ведь она – американская девушка, здоровая и чистая, как медицинский пластырь. У таких не бывает грязных или мрачных мыслей. И печальных мыслей не бывает. И жестоких. И отчаянных. И антиамериканских. В тоненьком, как бумага, летнем платье она была похожа на медсестру с нежными руками. Медсестра с соблазнительным ртом. Крепкие бедра, упругая грудь, складочки жира под мышками, как у младенца. Смеется и взвизгивает, как четырехлетняя, когда очередной выброс воздуха задирает ей юбку. Коленки в ямочках, крепкие ноги танцовщицы. Здоровая сильная девушка. Плечи, руки и грудь, как у вполне зрелой женщины, но лицо девичье. В Нью-Йорке середина лета, но она дрожит, когда теплый воздух подземки приподнимает ее юбку, словно частое дыхание любовника.
– О! О-о-о-о!
На Манхэттене, на углу Лексингтон-авеню и 51-й улицы, давно настала ночь. Но пронзительно-белый свет прожекторов пышет полуденным жаром. Богиня любви часами стоит в одной и той же позе, широко расставив ноги в белых босоножках на высоченной шпильке, с такими узкими носками, что они навсегда изуродовали ее пальчики. Она столько смеялась и пищала, что заболел рот. За головой у нее темное пятно, словно от смолистой воды. Кожа головы и лобок горят от утреннего обесцвечивания. Девушка без имени. Девушка у метро. Девушка вашей мечты. Уже 2:40 ночи, и ослепительно-белый свет прожекторов сосредоточен только на ней, на ней одной, на ее восторженном писке, на ее смехе, на белокурой Венере. Блондинка страдает бессонницей, гладко выбритые ноги широко расставлены, руки порхают в тщетной попытке поймать непослушную юбку, а под юбкой видны белые хлопковые трусики, как у всех американских девушек. И выбеленный пах, вернее, его тень.
– О-о-о-о-о!
Теперь она поддерживает руками большую упругую грудь. Веки ее трепещут. Между ногами, уж поверьте, все чисто. Она чистенькая девушка, нет в ней ничего не нашего, заграничного, чужеземного. Американка до мозга костей. Стерильность и пустота. С гарантией. Ее вымыли, отчистили, отдраили. Никаких шрамов, чтобы не испортить вам удовольствие, никакого запаха. Главное – никакого запаха. Девушка без имени, девушка без памяти. Жила недолго, и осталось ей жить недолго.
У края этого ослепительно-белого света, будто у порога цивилизации, – толпа, в основном мужчины. Толпа возбужденная, беспокойная, как взбесившийся слон. Люди начали собираться за ограждением, выставленным нью-йоркской полицией, с тех пор, как в 22:30 начались съемки.
Здесь же, среди мужчин-анонимов, стоит муж, Бывший Спортсмен. Вместе с остальными наблюдает за происходящим. Как и все, взвинчен и взволнован. Мужчины стоят тесно, плечом к плечу. Сексуальное возбуждение распространяется по толпе, как круги от брошенного в воду камня. Они как тлеющие угли – дунь, и вспыхнет пламя. Настроение у всех агрессивное, им хочется причинять боль. Хочется поймать, порвать, отдрючить как следует.
Радостное настроение. Праздничное. Все под хмельком. Он, ее муж, – один из этой стаи. В голове жарко пульсирует кровь. Кровь прилила к члену. Над гневно тлеющими углями появляются синие язычки пламени. Он знает, как эта женщина будет ласкать его, целовать, трогать нежными пальцами. Будет говорить тихо и виновато:
Они одни в люксе «Уолдорф Астории». Над головой подрагивают подвески хрустальной люстры. Здесь мужу и жене гарантирована приватность. Блондинка-Актриса с испуганными кукольными глазами пятится, тихо умоляет:
«Моей прекрасной потерянной Дочери»