Блондинка

Она прошла через фойе. Наверное, на нее поглядывали – ведь она, как-никак, здесь чужая, а Ван-Найс невелик, – но никто ее не узнал. И не узнает. Больше никто никогда не узнает Норму Джин, если только она не захочет, чтобы ее узнали. Иногда ей даже не придется надевать парик, потому что она не была Мэрилин, когда не была в образе Мэрилин. Но сегодня парик на ней был – почти черный, мелко завитой, как шерсть у пуделя. Еще на ней были темные очки в клоунской оправе из красной пластмассы. Грима на лице не было, даже помады на губах. Оделась она в темно-синее вискозное платье домохозяйки с обшитым тканью поясом и такими же пуговицами. На босых ногах – дешевые желтые балетки. Шла она, стиснув ягодицы, словно ей только что сделали укол новокаина. Ее не узнали даже заядлые кинолюбители – они разглядывали в фойе снимки Мэрилин Монро, кадры из фильмов и говорили о девушке, окончившей в середине сороковых ван-найсскую школу. Тогда «Мэрилин Монро» звали по-другому, но как?

– Ее удочерила одна пара, из местных. У мужа свалка металлолома на улице Резеды. Писиг? Но потом она убежала из дома. Вроде бы этот Писиг ее изнасиловал, но дело замяли.

Норме Джин хотелось повернуться к незнакомцам, возразить: Ничего вы не знаете ни про меня, ни про мистера Пирига. Оставьте нас в покое!

Но какое ей дело, о чем толкуют незнакомцы? Пусть сплетничают хоть о ней, хоть о ком угодно, без разницы.

Фойе кинотеатра почти не изменилось. Она живо помнила обитые красным искусственным бархатом стены, зеркала в позолоченных рамах и красные плюшевые ковры, грязную пластиковую дорожку от кассы к входу. Кадры из фильмов «сегодня» и «скоро» развешены по стенам в тех же местах. Иногда Норма Джин специально заглядывала в фойе, чтобы посмотреть на эти кадры. Мир казался таким многообещающим! Всегда новые фильмы, всегда сдвоенные сеансы. Программа менялась по четвергам, если только не показывали грандиозный хит – такой, как «Зуд седьмого года». Всегда было чего ждать. Тут уж не до самоубийства, верно?

Билеты проверял подросток в форме швейцара, мальчишка с печальным взглядом и красными прыщами на щеках. Норме Джин стало его жалко – ни одна девушка не захочет такого поцеловать.

– Многовато сегодня зрителей, – с улыбкой сказала она. – Для буднего вечера.

Подросток пожал плечами, разорвал ее билет надвое, протянул ей корешок и промямлил что-то вроде «Да, пожалуй».

Он работал в этом кинотеатре швейцаром. Много раз видел «Зуд седьмого года». Фильм показывали здесь с середины июня. Взглянув на Норму Джин, он подумал, что эта женщина годится ему в матери. С чего бы ей обижаться на его равнодушие? Вот она и не обиделась.

Она была счастлива! Чувствовала облегчение. Никто ее не узнал. Значит, она может жить в этом мире одна, идти своей дорогой. Обходиться без других. Незамужняя женщина. Женщина, которая ходит в кино одна. На левой руке нет колец. Отметин от обручального и свадебного на среднем пальце почти не видно. Она сняла кольца в ту же ночь, в «Уолдорф Астории», смазав руки кольдкремом. Крутила, тянула кольца, пока они не слезли с пальца. Странно, но пальцы у нее тоже были опухшие, как и лицо. Словно у нее была аллергия.

Гостиничный врач сделал ей укол секонала – «успокоить нервы». Потому что в истерике она все время обещала что-нибудь с собой сделать. На следующий день, сразу после обеда, заботливый Доктор Боб сделал ей еще один укол секонала.

Это было несколько месяцев назад. С прошлого ноября в крови у нее не было никакого секонала.

Ей вообще не нужны лекарства! Ну, разве что иногда, чтобы уснуть. А в целом время настало хорошее. Она поняла, что в жизни всегда наступают хорошие времена, чтобы уравновесить плохие. Нет, все и правда хорошо. Наконец-то она сняла себе дом на юго-восточной окраине Вествуда, и у нее появились друзья (не связанные с кино), они заботились о ней, им можно было доверять. О, как она надеялась, что им можно доверять! Начальство Студии снова ее полюбило. Ее простили. Потому что новый фильм приносил еще больше денег, чем «Джентльмены предпочитают блондинок». Зарплата у нее застыла на отметке «1500 долларов в неделю». Но пока что она с этим смирится. Пока что она радовалась, что осталась жива. Может, лучше мне было убить и ее, и себя. Лучше для нас обоих.