Блондинка

Впрочем, не все в зале смеялись. Кое-где сидели одинокие мужчины, они смотрели на экран с застывшей кривой ухмылкой. Один из них, средних лет толстяк с тройным подбородком и похожим на подбородок загривком, пересел поближе к Норме Джин. Поглядывал на нее, хотя внимание его было приковано к экрану, к Мэрилин Монро. Нет, он не узнал Норму Джин. Наверное, видел в ней лишь молодую одинокую женщину, сидевшую в нескольких футах от него в этом полутемном зале. Он втягивает меня в свои фантазии о Мэрилин. Хочет, чтобы я видела, как он рукоблудствует.

Норма Джин вскочила со своего места. Пересела на другое, подальше от экрана и одинокого мужчины, рядом с молодоженами. Они то и дело громко смеялись. Такое чувство, что ее обокрали. И правда, смотреть противно. Жалкое зрелище. Одинокий мужчина с жирной шеей ни разу не оглянулся на Норму Джин. Продолжил заниматься тем же, чем занимался, украдкой, исподтишка, сгорбившись на сиденье. Норма Джин решила не обращать на него внимания и сосредоточилась на фильме. Пыталась вспомнить, что она только что чувствовала. Гордость? Чувство глубокого удовлетворения? Может, авторы восторженных рецензий говорили правду и Мэрилин Монро на самом деле талантливая комедийная актриса? Может, это вовсе не провал. Нет причин сдаваться. Нет причин изводить себе душу.

Однако, с улыбкой глядя на Девушку с верхнего этажа глазами изголодавшегося по сексу «летнего холостяка» Тома Юэлла, Норма Джин вспоминала, как часто ей приходилось пересаживаться с места на место, когда она еще в молодости приходила в кинотеатр одна. Завороженная, не сводила она глаз с Принцессы-Блондинки и Темного Принца, но все равно замечала, что некоторые зрители, одинокие мужчины, не сводят глаз с нее

. И здесь, и в других кинотеатрах. Хуже всего было в «Египетском театре» Граумана на Голливудском бульваре. Еще когда она была маленькой и жила на Хайленд-авеню. Одинокие мужчины приходили в кинотеатр на исходе дня, жадно обшаривали ее взглядами в темноте. Словно не верили, что им так повезло, что девочка пришла в кино одна. Глэдис предупреждала Норму Джин, чтоб та «не садилась слишком близко» к мужчинам в зале. Но проблема была неразрешима: завидев девочку, мужчины тут же перебирались поближе. Сколько же раз ей приходилось пересаживаться на другое место? Однажды в «Граумане» контролерша посветила ей в лицо фонариком и выбранила – за то, что мешает другим смотреть фильм. Глэдис предупреждала также, чтобы Норма Джин не заговаривала с мужчинами. Но что делать, если мужчины сами с тобой заговаривают? И возвращаться домой ей было велено по кромке тротуара, прямо под фонарями. Чтобы меня видели. Если кто-то попытается меня схватить. Ведь так?

Норма Джин сидела в кресле, смеялась вместе с остальными, даже когда поняла, что слева, через два кресла от нее, устроился еще один одинокий мужчина. Как же она не заметила его, когда садилась? Мужчина подался вперед, вгляделся ей в лицо. Средних лет, моложавый, в круглых, мерцающих в темноте очках. Подбородок скошенный, а мальчишескими чертами он напомнил ей… Господи, неужели мистер Хэринг? Ее учитель английского? Куда девались его красивые светлые волосы? Норма Джин не решилась рассматривать мужчину слишком пристально. Если это действительно мистер Хэринг, они узнают друг друга после фильма. А нет так нет.

Норма Джин, готовясь к следующему эпизоду, заставила себя улыбнуться. То была самая знаменитая сцена в фильме. Девушка с верхнего этажа выходит на улицу в креповом летнем платье цвета слоновой кости с тесным лифом; ноги без чулок, туфельки на высоком каблуке. Воздух из вентиляционной решетки метро подхватывает ее юбку, вздымает вверх – и движение на Лексингтон-авеню тут же замирает. Норма Джин знала, что сцена в кино разительно отличается от рекламного изображения. Чтобы не дразнить Католическую лигу приличий, Студия подвергла сцену значительной цензуре. Юбка девушки приподнималась только до колен, и злосчастных хлопковых трусиков не было видно. Но именно этой сцены с нетерпением ждали зрители, увидев сенсационные снимки, что разошлись по всему миру: летящая белая юбка, голова блондинки запрокинута, на лице мечтательно-счастливая улыбка. Словно сам воздух занимается любовью с этой девушкой, или же она, чьи руки скрыты складками развевающегося платья, занимается любовью сама с собой. Эта поза была запечатлена в самых разных ракурсах – вид спереди, вид сбоку, вид сзади, вид в три четверти. Видов было столько же, сколько камер, ловивших этот пикантный момент. Камер, подобных устремленным на нее похотливым взглядам.