Блондинка

Прямо как сцена из фильма. Не слишком оригинальная, но такая сильная! Если он перегнется через стол, молодая блондинка выжидающе поднимет на него изумительные синие глаза, и тогда он, любовник, возьмет ее лицо в ладони и прижмется губами к ее губам.

Начало всего. Конец его длительного брака.

Блондинка-Актриса сказала, словно извинялась:

– Мне и самой не с-слишком нравится это имя, М-мэрилин. Но я на него откликаюсь. Потому что сейчас почти все называют меня только так. Те, кто со мной не знакомы.

– Я буду называть вас Нормой Джин, если вам так больше по душе. Но могу называть вас и по-другому… – Тут голос Драматурга дрогнул от дерзости этих слов. – Моей «Магдой».

– О! Мне очень нравится.

– Моя тайная подружка Магда.

– Да!

– Или Мэрилин, когда рядом другие. Чтобы не было недопонимания.

– Когда рядом посторонние, не важно, как вы меня называете. Хоть свистом можете подзывать. Можете обращаться ко мне: «Эй, ты!» – И Блондинка-Актриса весело рассмеялась, демонстрируя красивые белые зубы.

Оказывается, ее нетрудно рассмешить. Драматург был тронут до глубины души.

– Эй, ты!

– Эй, вы!

Они дружно расхохотались, как легкомысленные дети. Застеснялись друг друга и еще немножко испугались. Потому что они еще не прикасались друг к другу. По-настоящему. Рукопожатия и прикосновение к ее руке не в счет. Они еще не целовались. Они уйдут из ресторана в полночь, Драматург посадит Блондинку-Актрису в такси. И только тогда они поцелуются, на прощание, торопливо и жадно, но вполне пристойно, и снова пожмут друг другу руки, и тоскливо посмотрят друг другу в глаза. И ничего больше. Во всяком случае, в ту ночь.

Словно в тумане от нахлынувших чувств, Драматург прошагает несколько кварталов пешком и войдет в свою темную квартиру. Какое это счастье – влюбиться! Какое счастье, что ты сейчас один!

15

Я, как и моя Магда, девушка из народа.

И никаких шрамов. Ни на руках, ни на теле.

С ней моя жизнь начнется заново. И жизнь Исаака тоже! Он снова станет мальчиком, познающим мир. Ни истории, ни холокоста, просто мир с чистого листа.

Даже когда они стали любовниками, на людях Драматург редко называл Блондинку-Актрису именем Мэрилин. То было имя для всего мира, а Драматург не был частью этого мира. Он был ее любовником и защитником. Наедине он не называл ни Магдой, ни моей Магдой. Вместо этого он с удивлением понял, что зовет ее «милая, дорогая, дорогуша, любимая». Потому что весь мир не имел права называть ее этими нежными именами.

Такое право имел только он.

Наедине она называла его Папочкой. Сначала игриво, поддразнивая (да, все правильно, никуда не денешься, он был старше ее почти на двадцать лет, почему бы и не пошутить на эту тему). Затем слово «Папочка» стало звучать искренне, и взгляд Блондинки-Актрисы становился влюбленным, даже благоговеющим. На людях она называла его «дорогой», реже – «милый». Крайне редко называла его по имени и никогда – именем уменьшительным. Потому что и это имя знал весь мир.

Всякий раз, влюбившись, мы изобретаем интимный язык. Доверительный язык любовников.

О Папочка! Ты ведь не будешь обо мне рассказывать? Другим людям?

Не буду.

И писать обо мне тоже не будешь? Да, Папочка?

Не буду, милая. Я же говорил.

16

Американский эпос. Наконец-то позвонил Перлман. Чуял: что-то неладно (ведь старый друг Драматург избегал его со дня читки), но решил не подавать виду. Целый час нахваливал и разбирал «Девушку с льняными волосами» и в конце выразил надежду, что поставит пьесу в следующем сезоне. А затем, понизив голос (именно там, где его, по предчувствию Драматурга, следовало понизить), спросил:

– Кстати, как тебе моя Магда? Недурна, верно?

Задрожав от ярости, Драматург заставил себя вымолвить вежливые слова одобрения.

Перлман возбужденно добавил:

– Во всяком случае, для голливудской актрисы. Классический экземпляр, тупенькая блондинка без сценического опыта. По-моему, справилась просто замечательно.

– Да. Замечательно.

Пауза. Сцена была импровизированная, но Драматург предоставил инициативу Перлману. И тот продолжил, словно они спорили: