Блондинка

– Эта девушка, Магда. Вам не кажется, что она похожа на одну из героинь «Трех сестер»? Ту, что выходит замуж за брата? – Драматург в изумлении уставился на нее, и Блондинка-Актриса неуверенно добавила: – Над ней еще смеялись, помните? Пояс не подходил по цвету к платью? А над Магдой смеются, потому что она неважно говорит по-английски.

– Кто вам рассказал?

– О чем?

– О «Трех сестрах» и моей пьесе.

– Никто.

– Перлман? Чтобы повлиять на меня?

– О нет-нет, что вы! Я сама читала эту п-пьесу Чехова. Давно, несколько лет назад. Поначалу хотела стать актрисой театра, но нужны были деньги, вот и пошла в кино. Я всегда думала, что могу сыграть Наташу. То есть ее должен играть кто-то вроде меня. Потому что ей не место в добропорядочной семье и над ней смеются.

Драматург промолчал. Оскорбленное его сердце гулко стучало.

Блондинка-Актриса заметила, что он сердится, и тут же постаралась исправить свою ошибку. Сказала с жаром школьницы:

– Вот смотрите: Чехов, поступая так с Наташей, удивляет зрителя. Ведь в конечном счете Наташа оказывается сильной и хитрой. И жестокой. А ваша Магда, ну, вы понимаете. Магда, она всегда такая… хорошая. Она ведь не может быть такой в реальной жизни, правда? Всегда хорошей. То есть… – Драматург увидел, как Блондинка-Актриса входит в образ. Лицо оживленное, глаза прищуренные. – Будь я домработницей – а мне доводилось стирать, мыть посуду, пол, чистить туалеты в детдоме и в приемной семье, – меня бы жгла обида. Я бы злилась, что у разных людей такая разная жизнь. А ваша Магда… она почти не меняется. Она всегда хорошая.

– Да, Магда хорошая. Была хорошая. В реальной жизни. Ей бы и в голову не пришло злиться. – Интересно, это так? Ответил Драматург резковато, но в душу уже закралось сомнение. – Она и ее семья… они были очень благодарны за эту работу. Хоть и платили за нее немного. Главное, что платили.

После такого отпора Блондинке-Актрисе оставалось лишь согласиться. О, теперь она все поняла! Эта Магда была выше ее, была такой же Нормой Джин, только лучше. О да.

Драматург подозвал официанта и заказал еще два напитка. Виски для себя, содовую для Блондинки-Актрисы. Интересно, почему она не пьет? Боится? До него доходили разные слухи… Чтобы прервать неловкое молчание, Драматург спросил, стараясь, чтобы вопрос его не прозвучал иронично:

– А еще? Что еще вы думаете по поводу Магды?

Блондинка-Актриса застенчиво коснулась губ, хотела что-то сказать, но передумала. Она знала, что Драматург рассердился на нее. Может, даже возненавидел. Если до этого он испытывал к ней сексуальное влечение, теперь оно переродилось в гнев. Она это знала! Она была опытной женщиной (Драматург это чувствовал), как бывает опытна проститутка, работавшая на улицах еще девчонкой. Она улавливала малейшие колебания в настроении мужчины, в его желаниях. Ибо от этого зависела ее жизнь. Ее женская жизнь.

– Кажется, я сказала… что-то не то? О Наташе?

– Что вы, напротив! Все это очень поучительно.

– И ваша пьеса, она совершенно не похожа… на ту.

– Нет, не похожа. Я никогда не был особенным поклонником Чехова.

Драматург говорил, осторожно подбирая слова. Заставлял себя улыбаться. Он улыбался. Всегда улыбался, столкнувшись с женским упрямством. Улыбался жене, а до нее, давным-давно – матери. По опыту он знал, что женщины более восприимчивы к отдельным простым мыслям, что аккуратно укладываются в голове, как кирпичики. Разрушить это «строение» не способен ни спор, ни здравый смысл, ни логика. Я не имею ничего общего с Чеховым. Чехов поэтичен. Я же ремесленник школы Ибсена. Твердо стою на земле. И земля тверда у меня под ногами.

Блондинке-Актрисе хотелось сказать что-то еще. Но хватит ли храбрости? Она нервно усмехнулась и подалась вперед, к Драматургу, точно хотела поделиться секретом. Он смотрел на ее губы и думал, какие отчаянные и мерзкие вещи вытворял этот красивый рот.

– Знаете, что я подумала? Может, Магда не умела читать? Исаак показывал ей свое с-стихотворение. Написал специально для нее, а она только притворялась, что прочла.

У Драматурга застучало в висках.

Вот оно! Магда неграмотна.

Что ж, настоящая Магда вполне могла быть неграмотной. Конечно.

Драматург усмехнулся и быстро сказал:

– Ну хватит о моей пьесе, Мэрилин. Прошу, расскажите о себе.

Блондинка-Актриса смущенно улыбнулась. Точно подумала: о какой именно себе?

Драматург спросил:

– Вы ведь не против, чтобы я называл вас Мэрилин? Или это псевдоним?

– Можете называть меня Нормой. Это мое настоящее имя.

Драматург призадумался.

– Знаете, Норма как-то не очень вам подходит.

Похоже, Блондинка-Актриса обиделась:

– Разве?

– Норма… Это имя для женщины постарше, из прошлого. Норма Толмадж. Норма Ширер.

Лицо Блондинки-Актрисы просветлело.

– Норма Ширер была моей крестной! Близкой подругой моей мамы. А отец дружил с мистером Тальбергом. Я была совсем маленькой, когда умер мистер Тальберг, но помню эти похороны! Мы ехали в одном из лимузинов вместе с его семьей. То были самые грандиозные похороны в истории Голливуда!