Блуждание во снах

– Мы в доме у вас, кроме ворованной мебели, драгоценностей, фарфора и прочих дорогих вещей, обнаружили пятьдесят рулонов мануфактуры шелковой, произведенной на фабрике купца Сычева.

Я только рот открыл и рассмеялся, словно полоумный.

А потом меня судили и лишили всех званий, и наград, и титула жалованного, причем публично, в присутствии всех господ и дам, с кем я знакомство имел. А седой председатель Купеческой гильдии порвал мое свидетельство о вхождении в «Первую гильдию». А рядом стоял столоначальник, с которым меня Гришкин еще в первый день познакомил и возмущался более всех, дескать, не видел еще таких прохвостов, как я. Возмущался так истово, будто сам ангел небесный. И чем более он говорил, тем больше дух дурной от него валил. Тот самый дух, что при первом знакомстве я почуял. Грязными портянками воняло. Глянул я на ноги столоначальника и подивился немало: вместо сапог, али штиблетов каких, у того дяди на ногах тапочки домашние были надеты, да на босу ногу. Несуразица какая-то во всем. Ну, да ладно.

Дружок мой, Кирилла Львович, подошел и плюнул мне в лицо. Я утерся и думаю: «Ну, это-то не новость. Друзей я никогда себе выбирать не умел».

А после мне всыпали пятьдесят ударов розгами и в холодную земляную яму посадили, готовили к каторге.

* * *

Макар прервал свой рассказ. Он сидел бледный и подавленный.

– Макар Тимофеевич, а дальше что? – поинтересовалась Худова.

– Что-с?! – вскинулся Булкин. – А ничего-с. Пять дней я там отсидел, и наутро шестого дня проснулся, как обычно, а вокруг меня не стены земляного цугундера, а вотчина патрона нашего, Виктора. Урок, так сказать, был пройден! – он стукнул кулаком по столу, так, что задребезжали бокалы, а Екатерина Дмитриевна вздрогнула от неожиданности.

* * *

Макар рассказал почти все, утаив одну маленькую деталь.

Апофеозом всей этой позорной истории стало еще одно небольшое действо, о котором Булкин решил-таки умолчать.

Однажды под утро, подкупив стражу одной лишь наглой улыбкой и связкой маковых котелок, к решетчатому окошку земляного цугундера подкралась его бывшая любовница, графиня Скобейда Мария Михайловна. Макар не спал, глядя на звезды в маленький круг, связывающий его с внешним миром. В подземелье было сыро, голодные, худые крысы шоркали возле сапог, монотонно капала вода.

Сверху мелькнуло что-то пестрое.

– Ну что, голубчик, схлопотал? – услышал он голос своей зеленоглазой любовницы.

– Схлопотал, Маша, ох как я схлопотал, – отозвался Булкин жалостливым голосом.

– А разве я не упреждала, что со мной шутки плохи? Разве не говорила тебе, что я ревнива не в меру? Ты зачем за дочкой Председателя Казенной палаты стал волочиться? А, дуболом рязанский, сучье семя…

– Говорила, Мария Михайловна, да что с того? И ни за кем я не волочился…

– Молчи, изменщик проклятущий! Дорого тебе мои слезы отольются. Думаешь, только приказчик твой во всем повинен? Нет, дорогуша, я тоже свою ручку к твоему аресту приложила. У меня всюду связи и людишки верные, не чета тебе – при чинах, да при умах, – голос генеральши разносился по яме гулким эхом, ударяясь о склизкие стены, пугая голодных крыс. Крысы прядали розовыми ушками, внимая непривычные звуки. – Чего ты вообще о себе возомнил? Кто ты есть? Градоначальником стать захотел? А теперь вместо должности и чести, жирный кукиш получай, – сквозь чугунные прутья решетки генеральша протолкнула белый, крепко сжатый в фигу кулачок. До носа Булкина долетел навязчивый запах ее цветочных духов. Макара замутило. – Да рази у меня такие безродные валенки в полюбовниках-то ходили? Приголубила, приветила, добром-лаской одарила. А ты, неблагодарный, чем ответил?

– Прости, Мария Михайловна, дурака, – вяло отозвался Макар.

– Простить не прощу, а красоту ты мою напоследок увидишь. Чай, вспоминать будешь на каторге, а уж не дотянешься.

С этими словами, графиня задрала кверху ворох нижних юбок, присела на корточки, мелькнул яркий огонек рыжего пухлого лобка. Графиня поднатужилась, и прямо на голову Макару полилась золотистая струя горячей утренней мочи.

Каждое утро, на протяжении всех пяти дней пребывания Булкина в цугундере, графиня Мария Михайловна с удовольствием писала на своего несчастного, бывшего любовника, приговаривая при этом: «Получай, булочка, сверху маслица. Получай, пряничек, сверху патоку. Поделом тебе, подлец! А и хрен-то у тебя – не хрен вовсе, а хренок, размером с ноготок. Вот нынче-то я себе любовника взяла, не чета тебе – кавалергард Курдюмов! Вот уж, у кого дубинка славная…»

Глава 5

– Да уж, вот вам и урок, – присвистнул Владимир. – Крепко тебя помотало, друг мой Булкин.

– Веришь, Владимир Иванович, я будто жизнь целую в том уроке прожил?

– Верю, Макар. Похоже, это только начало. Сколько еще таких уроков с нами сотворят…

Екатерина Дмитриевна задумчиво молчала. Она сникла и пригорюнилась, словно темная тучка коснулась ее красивого и еще довольно моложавого лица. Она уже не кокетничала, острый, ухоженный ноготок рисовал на скатерти замысловатые вавилоны.