Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции

Поплутав еще, достигли мы острова Циклопов. Это существа совершенно дикие – они не пашут, не строят кораблей, у них нет ни законов, ни совета, ни общества как такового. Им нет ни в чем этом нужды, они уверены, что боги всегда о них позаботятся. Рядом с их обиталищем есть еще остров, поменьше, густо заросший лесом. Почти все свои корабли оставил я в бухте большого острова, а сам с двенадцатью товарищами отправился к маленькому в надежде встретить кого-нибудь более воспитанного – того, кто поднесет нам дары, как заведено у хороших хозяев. Вещей я с собой прихватил немного, но среди них был мех прекрасного вина, который дал мне жрец в Исмаре за то, что я его пощадил. Крепчайшее вино – пить его можно было, только разбавив двадцатью частями воды. И даже тогда один его запах валил с ног.

Мы разглядели в горах пещеру и поднялись к ней. Внутри обнаружились ягнята, корзины с сыром и кувшины с молоком. «Заберем, что сможем, и пойдем!» – решили мои товарищи, но мне захотелось остаться и посмотреть на пастуха, который здесь обитает, – вдруг он снабдит нас чем поинтереснее. Мы поели сыра и стали ждать. И дождались. У нас душа в пятки ушла, когда мы увидели этого пастуха. Огромный! Выше троих наших, если встанут друг другу на плечи, и крепкий, как скала. При этом косматый и нечесаный. Но самое диковинное, что у него был всего один глаз – прямо посреди лба.

Подоив своих овец и коз и переделав другие дела, он завалил выход из пещеры гигантским валуном – двадцать две повозки не смогли бы его сдвинуть. Потом разжег костер. А потом увидел, как мы жмемся друг к другу в углу.

– Пришлые! – взревел он. – Кто вы и зачем вы здесь?

– Мы греки, возвращаемся домой из Трои. Прошу тебя, уважь богов, не откажи нам в гостеприимстве. Дай нам чего-нибудь с собой, и мы поплывем себе дальше.

Он расхохотался:

– Боги нам не указ, мы их одной левой!

С этими словами он вдруг подался вперед и сгреб двух моих товарищей, а потом с размаху хватил их головами об пол пещеры, словно негодных щенков, только мозги брызнули. Он разорвал их на куски и сожрал все подчистую – и мясо, и потроха, и мослы. Запил кувшином молока и повалился спать среди своих овец. Я потянулся за мечом, думая заколоть это чудовище во сне, но вовремя понял, что сами мы этот валун, закрывающий вход, не отвалим. Чтобы спасти себя и оставшихся спутников, нужен был хитрый план.

Наутро Циклоп съел на завтрак еще двоих. Потом ушел до вечера, не забыв завалить вход. Я усердно думал, как нам спастись самим и в то же время отомстить негодяю. Тут мой взгляд упал на большое бревно в углу – и меня осенило. Я заострил конец бревна, а потом закалил это острие в огне. Получившийся кол я спрятал в овечьем навозе и стал дожидаться возвращения хозяина пещеры.

Вечером он прикончил еще двоих. Когда он обглодал последние кости, я предложил ему хлебнуть из своего меха с вином. Ему понравилось – присосался так, что не оторвешь, вылакал все до последней капли, как я и рассчитывал. Вскоре ноги у него начали подкашиваться. Тогда он спросил, как меня зовут, и я, недолго думая, ответил: «Никто!»

– Что ж, Никто, – выговорил он заплетающимся языком, – ты, значит, за дарами пришел? Будет тебе подарочек – лишний день жизни. Съем тебя последним.

Он рыгнул, забрызгав пол и стены ошметками полупереваренного человеческого мяса, и рухнул спать.

Я вытащил заостренный кол из навоза и накалил его острие в огне докрасна. Мои товарищи подняли его, а я нацелил острие прямо в глаз Циклопу. Одним дружным рывком мы со всей силой вонзили кол в глазное яблоко. Зашипев, оно обварило ресницы и бровь Циклопа облаком пара. Мы прожгли глаз до самых корней.

Циклоп завопил и выдернул кол из глаза. Он ревел, зовя других Циклопов на помощь, но, когда они крикнули: «Полифем, что там с тобой? Кто тебя обидел?» – он провизжал: «Никто!» «Ну, раз никто, – ответили ему, – зачем нас-то тревожить? Поплачься отцу своему Посейдону!» Вот я тогда посмеялся! Но наутро стало понятно, что свободы нам пока не видать. Откатив валун, Полифем уселся у выхода и стал ощупывать всех идущих наружу. Овец и коз он выпускал, но мы даже шага в его сторону сделать не осмелились.

На этот раз идею мне подали валяющиеся на полу ивовые прутья. Вечером, когда отары вернулись, я потихоньку связал овец по три и под брюхо средней овцы в каждой тройке примотал по одному из товарищей. Сам же я уцепился снизу за шерсть большого барана. Так на следующее утро мы и проскочили под лапищей Циклопа. Он даже не догадывался, где мы! Я выбрался из-под брюха барана, отвязал своих спутников. Со всех ног бросились мы к кораблю и попрыгали на борт, прихватив в дорогу нескольких овец.

А потом я сделал то, за что корю себя по сей день. Когда мы отплывали, я крикнул: «Эй, Полифем, тебя ослепил Никто… не кто иной, как Одиссей, царь Итаки, сын Лаэрта!» Услышав мое имя, Полифем воззвал к Посейдону и попросил наложить на меня заклятье, чтобы я никогда не вернулся домой, а если и вернулся, то растеряв всех спутников и найдя на родине разорение и беду. И Посейдон его просьбу исполнил. Ох как исполнил…