Читаем «Бой абсолютно неизбежен»: Историко-философские очерки о книге В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» полностью

Еще 7 февраля Ленин писал Горькому: «Можно ли, должно ли связывать философию с направлением партийной работы? с большевизмом? Думаю, что теперь этого делать нельзя. Пусть наши партийные философы поработают еще некое время над теорией, поспорят и… договорятся. Я бы стоял пока за отделение таких философских споров, как между материалистами и „эмпирио“, от цельной партийной работы» (47, 135). 25 февраля Ленин вновь обращает внимание на этот вопрос: «Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы „Пролетарий“ и беки, как фракция партии,

не были этим задеты. И это вполне возможно» (47, 145).

И вот теперь та же мысль в письме Горькому от 24 марта. Выступая против его предложения издавать журнал, который печатал бы дискуссионные статьи по философии («Не сделает это раскола неизбежным вследствие обострения и озлобления без конца?»), Ленин убежден: меньшевики «выиграют, если большевистская фракция не отделит себя от философии трех беков (т.е. Богданова, Луначарского и Базарова. – А

.В.)… А если философская драка будет идти вне фракции, то меки будут окончательно сведены на политику и тут им смерть» (47, 152).

«Конечно, – продолжает Ленин, – на живых людях это отделение (драки от фракции. – А.В.) сделать трудненько, больненько. Нужно время. Нужны заботливые товарищи» (47, 152). И тут он рассчитывает на помощь Горького, «если, конечно, – добавляет он, – по прочтении моей книжки против „Очерков“ не впадете против меня в такое же бешенство, в какое я впал против них» (47, 152).

В Полном собрании сочинений В.И. Ленина впервые опубликована его записка Богданову (конец марта). После беседы с приехавшим в Женеву польским социал-демократом Я. Тышкой (муж Розы Люксембург), который должен был встретиться также и с Богдановым, Ленин пишет последнему: Тышка «еще ничего не знает об обострении наших философских разногласий и было бы крайне важно (для успеха наших дел в ЦК), чтобы он и не узнал об этом» (47, 153).

Еще и в апреле Ленин в «философском запое»: «Я еще никогда так не неглижировал своей газетой: читаю по целым дням распроклятых махистов, а статьи в газету пишу неимоверно наскоро», – сообщает он Горькому (47, 154). И, обращаясь к нему с просьбой писать для «Пролетария», добавляет: «Дайте мне полаяться по-философски, помогите пока „Пролетарию“!» (47, 154).

Тогда же Ленин пишет и отсылает в печать статью «Марксизм и ревизионизм», в примечании к которой говорит о намерении вскоре выступить против «Очерков по философии марксизма»: «…я должен ограничиться пока заявлением, что в ближайшем будущем покажу в ряде статей или в особой брошюре, что все сказанное в тексте про неокантианских ревизионистов относится по существу дела и к этим „новым“ неоюмистским и необерклианским ревизионистам» (17, 20)[179]

.

«Я уже послал в печать самое что ни па есть формальное объявление войны» (47, 155), – сообщает Ленин Горькому 3 (16) апреля. В тот же день он пишет Луначарскому: «А у меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками „соединения научного социализма с религией“ да и со всеми махистами» (47, 155).

Вместе с тем Ленин, как уже говорилось, ни за что не хочет связывать философскую «драку» с организационно-политической деятельностью, стремится к единству практически-политических действий большевистской фракции в целом. Это вполне соответствовало его принципиальным установкам в области внутрипартийных отношений. Выступая на IV (Объединительном) съезде партии, он говорил даже о желательности того, чтобы идейная борьба большевиков и меньшевиков внутри русской социал-демократии не раскалывала партийные организации, не нарушала единства действий пролетариата. «Это новый еще в практике нашей партии принцип, – отмечал Ленин, – и над правильным проведением его в жизнь придется немало поработать. Свобода обсуждения, единство действия, – вот чего мы должны добиться» (13, 64).

Известно, что действия меньшевиков сделали практически невозможным это единство действий русской социал-демократии. Что же касается теоретических разногласий внутри большевистской фракции, то Ленин считал, что их преодоление в процессе острых философских споров, ведущихся вне партийных изданий, может и должно сопровождаться совместной дружной работой в области практической политики. Способ реализации этой установки Ленин видел, повторяем, в том, чтобы философские статьи, до сих пор публиковавшиеся «на стороне», и впредь печатались вне партийных изданий: «Надо отделить от партийных (фракционных) дел философию…» (47, 155). Иначе говоря, начало резкой критики махистов со стороны Ленина, публичное объявление им войны еще не означало организационного разрыва с махистами-большевиками. Ленин считал, что это значительно ослабило бы партию[180].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное