Большая грудь, широкий зад

Земля на узкой тропинке мягкая, колеса часто застревали, и я вынужден был то и дело вытаскивать тележку, почти касаясь спиной земли. Цяо Циша тоже толкала изо всех сил, а когда мы сдвигали завязшую тележку с места и я уже поворачивался к ней спиной, она окидывала меня пристальным взглядом. Поразительно черные глаза, длинный бледный нос, пушок на верхней губе, изящная линия подбородка. Лицо Цяо Циша было исполнено тайны, и я как-то соотнес ее с лисом, стащившим курицу прошлой ночью. От ее взгляда в одном из темных уголков моего сознания стало светлее.

До свинофермы было чуть больше пяти ли, дорога вела мимо навозной ямы овощеводческой бригады. Навстречу нам попалась моя учительница Хо Лина. Она тащила ведра с навозом, и казалось, под их тяжестью ее тонкая талия вот-вот переломится. За приемку свежего куриного навоза на свиноферме отвечала моя учительница музыки Цзи Цюнчжи. Она подмешивала эту вонючую массу в корм для свиней.

Один из рабочих в звене подготовки корма, Ван Мэйцзань, настоящий атлет – он прыгал в высоту самым современным способом «флоп» аж на метр восемьдесят, – был, разумеется, правый. Он проявлял особую заботу о Цяо Циша и очень дружелюбно относился ко мне. Большой оптимист, он был полной противоположностью тем правым, что ходили с кислыми лицами. С белым полотенцем на шее, в защитных очках он весело работал в тучах пыли у дробилки. Бригадир звена подготовки корма Го Вэньхао был тоже просто золото. Абсолютно неграмотный, он говорил как по-писаному, а частушки-куайбань его сочинения очень любили в госхозе. Когда мы первый раз приехали за кормом из измельченной ботвы батата, он продекламировал одну из них:

                    Бригадир животноводов Ма Жуйлянь,                    С головой у ней, ребята, дело дрянь.                    Опыт случки проводила – жар напал,                    Чтоб баран у ней крольчиху потоптал.                    Осерчала на малышки Цяо речь

                    И по пузу ей хватила – не перечь:                    Конь с ослихой могут мула нагулять,                    А с кролем барана что – не повязать?                    Ну а если можно этих поженить,                    То и боров может Ма осеменить.                    Титьки набок, разошлась Жуйлянь в момент,                    За Ли Ду помчалась – дай, мол, аргумент.                    Завхозяйством – грудь вперед, могуча стать,                    Стал он женушку свою увещевать:

                    «Будет, душка! Непростой народец тут:                    Цяо Циша затмила весь мединститут,                    Юй Минчжэн у нас редактор первый класс,                    И Ма Мин ведь в Штатах выучен у нас,                    И большой словарь составить может Чжан,                    Преуспел немало в спорте правый Ван,                    Даром, что первостатейный он болван…

– Эй, правый! – крикнул Го Вэньхао.

– Здесь правый! – щелкнул каблуками Ван Мэйцзань.

– Нагрузи-ка корму в тележку барышни Цяо!

– Будет сделано, звеньевой Го!

Ван Мэйцзань принялся загружать корм, а Го Вэньхао под грохот дробилки спросил Цзиньтуна:

– Ты ведь из семьи Шангуань, верно?

– Верно, я и есть тот самый ублюдок из семьи Шангуань.

– Из ублюдков настоящие мужчины вырастают. Ваша семья вон какая необычная. И Ша Юэлян, и Сыма Ку, и Пичуга Хань, и Сунь Буянь, и Бэббит. Надо же, просто поразительно…

– Как тебя зовут? – спросила вдруг Цяо Циша, когда мы тащили корм на птицеферму.

– Шангуань Цзиньтун. А что?

– Так просто. Надо ведь как-то называть напарника. А сколько у тебя сестер?

– Восемь. То есть семь.

– А восьмая что?

– Предала она нас, вот что, – с досадой выдавил я. – И не спрашивай больше.

Лис устраивал налеты каждую ночь. Но с курицей в зубах и с надменным видом уходил через раз. Не то чтобы у него не получалось, просто это не входило в его планы. Так что объяснить его действия можно было двояко: когда он утаскивал курицу, значит, был голоден, а когда не утаскивал – просто бесчинствовал. Это доводило работниц до исступления – ни ночи не поспать спокойно. Заведующая стреляла раз двадцать, но с лиса ни волоска не упало.

– Это лис-оборотень, как пить дать, раз оберег от пуль знает, – заключила одна из работниц.

– Ерунда все это, – живо возразила долговязая девица по прозвищу Дикая Ослица. – Куда такому паршивому лису до оборотня!

– Почему тогда завфермой все время промахивается, если не оборотень? Она в вооруженном рабочем отряде лучше всех стреляла! – не унималась работница.

– Да жалеет она его! Лис ведь, а не лиса, – скабрезно хихикнула Дикая Ослица. – А что, если ночью, когда все спят, симпатичный зеленоватый паренек к ней под одеяло прошмыгивает?