Таким образом, хрупкое равновесие, установившееся к середине 1880-х гг. между Россией и Великобританией в Азии, означало стратегический тупик Большой Игры. Он был вызван «способностью каждой из сторон оказывать давление на другую» при возникавших чрезвычайных обстоятельствах, как верно заметил американский историк[762]
. Обеим державам удалось сохранить и даже усилить свои стратегические позиции в Центральной и Восточной Азии, достигнув на большинстве так называемых «ничейных территорий» естественных рубежей. При этом, как это ни выглядело парадоксальным, обратной стороной усиления их позиций явилось снижение уровня русской угрозы Индии, а британской — Туркестану. Реализм или, если угодно, здоровый прагматизм постепенно вытеснял старые предрассудки. На место «политики отчаяния», как определил постоянное враждебное соперничество один британский дипломат, приходило трезвое понимание и признание интересов друг друга. «Я не апологет России и не испытываю сомнений относительно коррупции и угнетения, которые столь часто характеризуют ее режим, — признавал все тот же дипломат в письме к лорду Хартингтону, — и часто может быть, что ее стремления такого рода, которые нам следует справедливо осудить и противодействовать; но она, при всем прочем, является великим фактором, и следует помнить, что с российской точки зрения, Англия может естественным образом рассматриваться как главное препятствие к достижению некоторых наиболее вожделенных предметов ее национальных чаяний»[763].Ветер перемен в русско-британских отношениях после инцидента в Ленде не заставил себя ждать. Уже в октябре 1885 г. консервативный Кабинет Солсбери разрешил присутствовать на военных маневрах, которые проводились в пограничном пространстве на северо–3ападе Индии, двум полковникам из России. Царь в ответ направил ценные подарки шести британским офицерам, которые сопровождали гостей во время поездки[764]
. Однако, перефразируя известную пословицу, даже «две ласточки весны не делают». В нашем же случае переход от соперничества к сотрудничеству потребовал еще двух десятилетий усилий с обеих сторон на фоне смещения фокуса Большой Игры сначала в район Памира, а затем Тибета и Маньчжурии.Глава 5.
Стратегический тупик, 1886–1903
Итак, кульминация Большой Игры на Среднем Востоке завела обе стороны в стратегический тупик, который вынудил их перенести ее в такие трудно доступные и мало изученные регионы, как Памир, Тибет и Маньчжурия, где существовал вакуум влияния великих держав. В то же время позиции, на которых остановились Россия и Великобритания к середине 1880-х гг., могли послужить в дальнейшем новыми стартовыми площадками для продолжения соперничества за раздел еще остававшихся «ничейных» территорий[765]
.Одновременно продолжалась конкуренция двух моделей колониального управления, яркими примерами которых, как уже отмечалось, служили, с одной стороны, Британская Индия, а с другой, — Русский Туркестан. Сопоставляя положение дел у англичан и русских, отметим, что, согласно статистическим данным, к 1880-м гг. инвестиции британцев в экономику Индостана составили 270 млн. фунтов стерлингов, или около 20 % всех капиталовложений за пределами метрополии[766]
. Эти сведения опровергают мнение историков, которые утверждали, что Англия лишь выкачивала ресурсы из своих колоний, воздерживаясь от экспорта туда капитала[767]. Что же касается российского варианта, то Туркестан вплоть до начала XX века оставался финансовой «черной дырой» империи, приводя этим в замешательство прагматичных англичан, которые не могли взять в толк, почему европейские губернии России должны содержать ее колониальные окраины. Ведь, как было нами показано, Индия во многом обеспечивала экономический рост метрополии и благосостояние ее жителей[768]!