Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

При этом для лондонского Кабинета казалось даже более приемлемым, если ослабленная маньчжурская династия установит свою власть над всем Памиром, который в таком случае мог бы послужить своеобразной территориальной «прокладкой» между владениями России и Раджем, хотя такой сценарий имел немного шансов для осуществления опять-таки по причине внутренней рыхлости Поднебесной[779]. С другой стороны, пекинское правительство было заинтересовано в затягивании англо-русского соперничества вокруг Памира. Как справедливо отмечал Ф. Янгхазбенд, тогда молодой лейтенант Королевского драгунского полка, впоследствии переведенный на службу в Разведывательный отдел военного ведомства Индии, «китайские чиновники настроены к нам благожелательно, хотя, когда сталкиваются русские и английские интересы, они (китайцы. —

Е.С.) склонны принимать сторону русских скорее, чем нашу, чтобы избежать раздражения последних, у которых в Кашгаре есть консул, а у нас нет (статус британского представителя был повышен до консульского уровня только в начале XX в. — Е.С.); но, хотя они одинаково смотрят на нас и русских как на варваров, я думаю, они смотрят на нас как на меньших варваров из двух и относятся к нам с уважением как к покорителям Индии»[780]

.

В 1885–1886 гг. под влиянием инцидента у оазиса Пенде экспедиция, возглавляемая упоминавшимся ранее полковником У. Локкартом, квалифицированным и опытным сотрудником того же Разведывательного отдела, что и Янгхазбенд, исследовала долину Читрала в памиро-индийском пограничном пространстве. Члены миссии пришли к выводу, что никакие крупные русские экспедиционные силы не в состоянии использовать проходы и перевалы Памира для прорыва в Индию как в зимнее время, так и в летний период, поскольку непреодолимыми барьерами для них станут соответственно снежные лавины и стремительные полноводные горные реки. Однако проникновение небольших вооруженных групп через эти проходы представляло, по их мнению, реальную угрозу для англичан[781].

Почти в то же время другой известный исследователь и разведчик Ней Илайэс совершил путешествия по маршрутам, которые вели из Восточного Туркестана через Памир и Гиндукуш в Индию. Получив инструкции от сэра Генри Дюранда, главы внешнеполитического ведомства индийского правительства, Илайэс тщательно обследовал районы маршрутов и собрал ценную информацию о горных племенах, населявших земли, где до него не ступала нога европейцев. Еще более важным достижением исследователя стало картографирование притоков Амударьи в той области, где, по его мнению, надлежало провести границу между Цинской империей и Афганистаном, отделив, таким образом, территорию Русского Туркестана от Британской Индии[782].

Помимо англичан другие европейские путешественники, например, группа французских исследователей, также довольно интенсивно изучали Памир в рассматриваемый период 1880-х — 1890-х гг.[783] Однако именно миссия капитана Б.Л. Громбчевского вызвала самое пристальное внимание властей Индии[784]. Дело в том, что осенью 1888 г. Исхак-хан, наместник Афганского Туркестана и кузен эмира Абдур Рахмана, поднял мятеж против своего сюзерена, вытеснив из Бадахшана войска, верные последнему. Более того, стремясь сохранить свою власть, он обратился за помощью к генерал-губернатору Русского Туркестана Н.О. Розенбаху, заверяя его в лояльности России[785]

. Вот почему Громбчевский с небольшим эскортом казаков оказался в эпицентре событий как раз перед тем, как восстание было безжалостно подавлено карательными силами, отправленными Абдур Рахман-ханом на северо-восток Афганистана весной 1889 г. Показательно, что Дюранд прореагировал на сведения об экспедиции Громбчевского следующей фразой: «Игра началась!» В самом деле, новый тур Большой Игры разворачивался именно на Памире[786].

Между тем российский эмиссар нанес визит правителю Хунзы Сафдар Али-хану, который еще раньше направил послание в Кашгар консулу Петровскому о своем намерении стать вассалом России. Дипломатическая корреспонденция между Петровским и Зиновьевым, возглавлявшим в те годы Азиатский департамент МИД, позволяет сделать вывод, что, хотя Громбчевский был уполномочен провести всего лишь разведку состояния дел в этом высокогорном ханстве, он превысил свои полномочия, когда упомянул о возможности оказания финансовой и военной поддержки Сафдар Али-хану при условии признания им сюзеренитета России. В своих посулах визитер пошел так далеко, что пообещал правителю Хунзы скорый приезд нескольких офицеров-инструкторов для формирования и обучения стрелкового батальона из числа местных жителей, а также поставку необходимого военного снаряжения. Перехваченная позднее англо-индийскими экспедиционными силами в Балтите, одной из крепостей Хунзы, секретная переписка Петровского и Сафдар Али-хана не оставляла сомнений в их постоянных контактах, тем более, что последний в 1891 г. направил группу своих доверенных лиц в Ош для ускорения отправки к нему обещанной партии оружия[787].