Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Хотя министр Ламздорф и его подчиненные старались рассеять страхи Лондона и Калькутты по поводу грозящего Тибету перехода под скипетр династии Романовых[985], петербургское правительство отвергало предлагаемый компромисс под влиянием жесткой позиции, занятой Николаем II и военной кликой при дворе, члены которой, ожидая скорого распада Цинской империи, намеревались «застолбить» за Россией наиболее важные территории: Маньчжурию, Монголию, Корею, Кашгарию и, конечно, Тибет. Упорное нежелание российской стороны вести предметный диалог вынуждало лондонский Кабинет к принятию точки зрения лорда Керзона, который убеждал его членов в том, что русские агенты, вроде Доржиева, уже готовы разрушить систему договорных отношений Британской Индии с буферными государствами в Гималаях, а петербургское правительство тайно согласовало конвенцию о передаче цинскими властями Страны снегов под протекторат России. «История с русско-китайским соглашением по Тибету, — сообщил Лэнсдаун министрам 1 октября 1902 г., — подтверждается многими свидетельствами»[986]. Масла в огонь, как уже говорилось выше, добавили маневры царских дипломатов и военных вокруг требований пекинского правительства о выводе русских войск из Маньчжурии. Речь в частности шла о попытке командующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева еще 27 октября 1900 г. заключить сепаратный договор с генерал-губернатором Мукденской провинции Цзен Ци о ее фактически бессрочной оккупации. Повторение маньчжурского сценария в Тибете явно не входило в планы лондонского Кабинета и правительства Индии

[987].

Чтобы исключить даже намек на российско-тибетское сближение, Керзон предложил направить «дипломатическую миссию» ко двору Далай-ламы с «достаточным эскортом, обеспечивающим безопасность». Ее официальная цель состояла в проведении консультаций с тибетской стороной относительно заключения «договора дружбы и торговли», хотя истинное намерение вице-короля состояло в создании противовеса нараставшему влиянию России в Тибете[988]. Меморандум Керзона от 18 января 1903 г. с развернутой аргументацией и кампания в защиту имперских интересов, поднятая британской прессой, которая публиковала свидетельства об эскадронах казаков и караванах с оружием, прибывавших в Лхасу, о колоссальных финансовых субсидиях, выделенных царем Далай-ламе, а также о подготовке к сооружению железной дороги от российской границы в направление Тибета, убедили Кабинет дать санкцию на отправку посольской миссии к правителю Страны снегов[989]

.

Но, верный известному принципу — «не класть все яйца в одну корзину», Сент-Джеймский Кабинет все же не прекращал усилий добиться от России компромиссного решения проблемы. Об этом свидетельствует точка зрения правительства относительно попытки «определить тот модус вивенди, который можно достичь, чтобы ослабить постоянные трения между британцами и русскими в Азии[990]. Разъясняя российскому послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу отношение Великобритании к государству Далай-ламы, Лэнсдаун заявил: «Поскольку мы (британцы. —

Е.С.) гораздо больше заинтересованы в Тибете, чем Россия, если она проявляет активность, мы обязаны принять еще более масштабные ответные меры. Мы просто пытаемся заставить тибетцев выполнять соглашение 1890 г., поскольку бесполезно стараться это сделать через Китай»[991].

В очередном ежегодном бюджетном послании правительства Индии Керзон решительно отстаивал свой план принуждения Далай-ламы к достижению согласия с Британией на условиях, сформулированных вице-королем. В прессе журналисты каламбурили, что он горел желанием покончить с предыдущей политикой «терпеливого ожидания (patient waiting

)» в пользу наступательного курса «нетерпеливой спешки (impatient hurry)». «Индия подобна крепости с протяженными рвами в виде морей по обе стороны и горами в качестве стен на остальной территории», — образно высказался Керзон в одной из депеш Гамильтону. «Но за этими стенами простирается передний край с различной шириной и другими измерениями. Мы не хотим оккупировать его, но мы не можем допустить, чтобы он был захвачен нашими врагами»[992].