Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Однако среди политиков, общественных деятелей и журналистов имелись и другие точки зрения. Так, Керзон указывал главным образом на негативные геополитические последствия глубокого проникновения России в хинтерленд Поднебесной империи. Комментируя ситуацию в этой части Азии после завершения японо-цинской войны, он отмечал: «Именно Россия угрожает ее (Цинской империи. — Е.С.) границам в Восточном Туркестане и на Памире, Россия, которая постоянно под предлогом научного изучения покушается на Тибет, Россия, чья тень нависает над Кореей, Россия, которая строит великую Транссибирскую железную дорогу, способную позволить ей доставлять войска в любой пункт границы с Китаем, протяженностью 3 тыс. 500 км»[1060].

Керзон обращал внимание правительства на осложнения, которые возникнут для коммерческого судоходства и военно-морской деятельности в бассейне Янцзы, а также на Желтом море, если Россия будет в состоянии дислоцировать корабли своей Тихоокеанской эскадры в порту Лазарева или Фусане на Корейском полуострове. Характерно, что члены Китайской Ассоциации единодушно поддержали эту точку зрения[1061]

. По словам отставного вице-адмирала Чарльза Бересфорда, одного из рупоров этой группы, который совершил поездку по английским сеттльментам в Шанхае, Гонконге и других портовых городах Китая в 1897–1898 гг.: «Британские торговцы указали, что, если Россия открыто аннексирует Маньчжурию, Корея будет отрезана и попадет под ее (России. — Е.С.) полную власть; Монголия будет легко поглощена, а вместе с ней и обширные пространства для скотоводства, необходимые Китаю. Это позволит России контролировать орды иррегулярной кавалерии, которые до недавнего времени опустошали весь Китай, и также даст им (русским. — Е.С.) контроль над многими миллионами закаленного и выносливого населения, которое нужно только натренировать и дисциплинировать, чтобы использовать в качестве наилучших в мире солдат. Они (британские торговцы. — Е.С

.) также подчеркнули, что, если Россия овладеет этими территориями, то ничто не сможет остановить ее продвижение с севера Китая к его центру, а из центра — к Индии, парализуя тем самым английскую торговлю и предпринимательство»[1062].

Хорошо знакомый читателю заведующий внешнеполитическим отделом газеты Таймс В. Чайрол также испытывал страх перед «русской лавиной» в Восточной Азии, сметающей на своем пути британские порядки при содействии местных народов. Он был глубоко убежден, что в случае выступления России в роли «патрона» Цинской империи, этот «больной человек» Дальнего Востока «окажется в коллапсе, а его наследство будет присвоено царизмом соответствующим образом»[1063]

.

Более широкую интерпретацию данной проблемы можно найти в эссе Альберта Бевериджа, американского журналиста, который высказал свои суждения о дальневосточной политике России на страницах памфлета, вышедшего из печати в 1903 г. Его метафорическое описание русского натиска, безусловно, заслуживает упоминания в связи с Большой Игрой: «Итак, русское наступление — это финансовое и коммерческое движение от Владивостока, напоминающего Гибралтар, на севере вдоль берегов Тихого океана вплоть до самой цитадели английского влияния на крайнем юге Китая. Это также и дипломатическое наступление через провинции Королевства цветов (Кореи. — Е.С.) все туда же на крайний юг. Это наступление торговыми судами и боевыми кораблями из Одессы в Порт-Артур (после его аренды Россией, о чем речь пойдет ниже. — Е.С.); русскими крестьянами, создающими хозяйства и постоянное жилье в бассейне Уссури, богатой плодородными землями, и даже в пределах Маньчжурии; городами и поселками в самом ее сердце, которую до настоящего времени все мудрейшие государственные деятели мира считали, хотя и не без опасений, исконно китайской территорией»[1064]

.

Вместе с проведением параллелей между интересами России и Германии в Восточной Азии, Беверидж упомянул об опасной ситуации, вызванной появлением немцев на берегах Тихого океана. Он призывал лондонский Кабинет учитывать германский фактор в геостратегических построениях, поскольку планы кайзера Вильгельма, подкрепленные значительным экономическим потенциалом, представлялись ему гораздо более далеко идущими, чем амбиции русского царя[1065]. В доказательство американский журналист приводил оккупацию немцами китайской бухты Цзяочжоу, создание на полуострове Шаньдун морской базы, а главное вытеснение британских товаров немецкими на азиатских рынках[1066].

Если Керзон и другие «форвардисты» настаивали на союзе сначала с Цинской империей, а позднее — с Японией, особенно после подписания договора о торговле и мореплавании между Лондоном и Токио в 1894 г. и японской победы в войне против Китая год спустя[1067], их противники, как уже говорилось выше, скорее проявляли намерение заключить компромисс с Россией, мотивируя такой подход укреплением ее позиций в регионе, действием франко-русского союза и, что более важно, возрастанием германского влияния в Европе.