Боже, храни мое дитя

И в тот же день случилось нечто совершенно непредвиденное: в дверь моего номера в мотеле постучалась одна из учениц начальной школы, некогда свидетельствовавшая против меня в суде, но теперь ставшая взрослой женщиной. Я остановилась в этом жалком тонкостенном номере только потому, что мне отчаянно хотелось в кои-то веки как следует поесть и как следует выспаться. И не слышать ни дурацких никчемных споров, ни любовных стонов и сопения, ни омерзительного храпа. Не думаю, что многим свойственно по-настоящему ценить тишину или понимать, насколько она родственна музыке. Наоборот, многие в тишине начинают нервничать или страдать от одиночества. Но я после пятнадцати лет непрерывного шума прямо-таки изголодалась по тишине. Во всяком случае, гораздо больше, чем по нормальной еде. В ресторане я с жадностью проглотила невероятное количество самых разнообразных яств и тут же все это выблевала, едва успев забежать за угол. Потом я прямиком направилась в свой номер и как раз собиралась насладиться тишиной и полным одиночеством, когда в дверь настойчиво постучались.

Я не поняла, кто она такая, хотя ее несколько необычные глаза и показались мне знакомыми. В ином мире ее иссиня-черная кожа могла бы показаться весьма примечательной, но только не здесь и не после стольких лет, проведенных в «Декагоне». В тюрьме мне целых пятнадцать лет пришлось носить жуткие грубые башмаки на плоской подошве, так что меня куда больше заинтересовали модные остроносые туфельки девицы; они были из кожи аллигатора или змеи и с такими высоченными каблуками, что напоминали ходули циркового клоуна. Она заговорила со мной так, словно мы давно знакомы, но я все равно не понимала, о чем это она и что ей от меня нужно, пока девушка не швырнула мне эти деньги. Вот тогда-то я все и осознала. Она была одной из учеников школы, свидетельствовавших против меня в суде. Одной из тех, кто помог меня уничтожить, отнять у меня жизнь. И как только ей в голову могло прийти, что с помощью денег можно стереть из памяти пятнадцать лет жизни, больше похожей на смерть? Я отреагировала мгновенно и сразу же вывела ее из игры. Кулаки словно сами собой наносили удар за ударом; казалось, я сражаюсь с дьяволом. С тем самым дьяволом, о котором вечно твердила моя мать, – великим соблазнителем и злодеем. Вышвырнув ее вон и отправив вслед за нею ее дьявольские дары, я, наконец, смогла прилечь. И, свернувшись на кровати клубком, стала ждать полицию. Ждала, ждала, но никто так и не приехал. Но если б они все же приехали, то, вломившись в мой номер, увидели бы совершенно сломленную женщину – а ведь я все пятнадцать лет заключения оставалась сильной и ни разу не сломалась. И когда я поняла, что они, наверное, уже не приедут, я впервые за все эти годы заплакала. И плакала очень долго, пока не уснула. А когда проснулась, то напомнила себе, что свобода никогда не дается даром. За нее нужно бороться. Нужно много трудиться, чтобы ее обрести, а потом набраться сил и уверенности в себе, иначе не сможешь ее удержать, не сможешь с нею справиться.

Теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что та чернокожая девушка, пожалуй, даже услугу мне оказала. Но отнюдь не дурацким предложением, какое она собиралась мне сделать, суя в руки деньги. Нет, это было нечто совершенно иное – неожиданный дар, на который ни она, ни я не рассчитывали: возможность просто заплакать, освободиться от слез, что скопились за пятнадцать лет. Впервые мне не нужно было себя сдерживать. Не нужно слушать грязную брань, быть свидетельницей разврата. Я чувствовала, что очистилась, что вновь обретаю силы.

Часть вторая

Брайд решила вызвать такси, потому что ехать на «Ягуаре» в эту часть города было неразумно и даже рискованно. Странно, что Букер так часто здесь бывал. Она никак не могла понять, зачем, почему он это делал. Музыкальные магазины есть и в куда менее опасных районах, а тут на каждом углу толпятся или сидят на бордюрном камне покрытые татуировкой мужчины и молодые девицы, одетые, как вампиры. Шофер такси остановился возле того дома, номер которого ему назвала Брайд, и сказал: «Извините, но здесь я вас ждать не могу». Брайд и сама постаралась как можно скорее скрыться за дверью, над которой красовалась вывеска «ДВОРЕЦ САЛЬВАТОРЕ ПОНТИ. Продаем, берем в залог и ремонтируем». Оказавшись внутри, она поняла, что слово «дворец» – это не столько преувеличение, ошибка, сколько свидетельство реального безумия. Под пыльными стеклами витрин бесчисленными рядами лежали ювелирные украшения и наручные часы. Мужчина весьма приятной наружности – пожилые мужчины иногда обладают особой привлекательностью – неторопливо двинулся вдоль прилавка навстречу Брайд. Его зоркий глаз ювелира при виде новой клиентки мгновенно уловил все, что ему было нужно о ней узнать.

– Мистер Понти?

– Называйте меня Сэлли, дорогая. Чем я могу быть вам полезен?

Брайд помахала просроченным счетом и объяснила, что приехала, чтобы оплатить починенную вещь и забрать ее. Сэлли внимательно изучил бумагу и сказал: