Брат, найди брата

Несчастный этот Иван! Как же у него голова, у бедного, не отвалится — столько десятилетий кивать, кивать, кивать… Во всех газетах. На всех уровнях.

Дальше: «На объектах соцкультбыта: работы еще много»… Мы даже не представляем себе, как ее много, если Иван все кивает, кивает, кивает… «Откуда на Луне кратеры?» — черт возьми!.. Ну как бы я еще узнал, откуда на Луне кратеры, если бы не орган парткома, постройкома и управления треста Кузнецкметаллургстрой?.. Так, «В мире интересного» имеется, сейчас еще будет «Новое в строительстве» или «Строительство за рубежом», что-нибудь такое… неужели нет?..

Это сейчас мы такие строгие, да, а тогда мы тоже, кхе-кхе, случалось, баловались…

А внизу — знакомая мордаха: рот до ушей, удивленно вскинутые брови, чуб кустиком… Сатирический герой Митя Подковыркин.

Опять, когда с ним встречаюсь, прикрываю на миг глаза, опять невольно повторяю, как позывные: Митя. Митя. Митька. Митюша!.. Митя.

Теплая ладошка в моей руке.

Что ж теперь?.. Привыкай.

О чем там Подковыркин сегодня?

«Куда царь не смог пешком пойти», угу.

Нашли сюжетец.

«Однажды царь приехал на строительство сталепроволочного цеха. Походил, посмотрел, похвалил расторопных строителей, и вдруг на его чело легла легкая тень. Забеспокоились строители.

— В чем дело? — спрашивают.

— А где — это?

Скромно так спросил, стесняясь.

— Что — это? — не поняли строители.

— Ну, это, куда я всегда пешком хожу.

А сам оглядывается и за живот держится. Тут строители немного потускнели лицами. В самом деле, говорят, промашка вышла, такой цех отстроили, а про это место, куда царь пешком ходит, забыли.

А царь уже зеленеть начал. Чуть большой беды не случилось, да хорошо — проходил мимо Иван-дурак. Он и выручил.

— Что это вы, — говорит, — ребята, закручинились?

Царь объяснять бросился, беда, говорит, полцарства отдам, Ваня, если выручишь!

— Разве это беда? — смеется Иван-дурак. — Не надо мне полцарства — и так тебе помогу. Пошли-ка со мной в подвал… Только камушек возьми… меткий ты? А то прихвати два-три. Кинешь в лампочку, а когда свет погаснет, тут и… Все так делаем».

Снова прикрываю глаза, подбородком — в грудь, а газетенку свою повыше, чтобы рядом не видели, как хихикаю… Невольно представляю себе эту картину в реалиях: гудящий сталепроволочный, растерянного старенького Додона с золотою короной на лысеющей голове, неунывающего Ивана в полосатых штанах и со шнурком поверх рубахи навыпуск. Представляю, и делается мне еще смешнее… хоть плачь!

А стоп, думаю!..

Может, взять это для повести?.. Какой царь — это директор завода Климасенко, это Дед со своею свитой идет по новому цеху и вдруг останавливается, у начальника цеха спрашивает: «А где — это?..» И поднимает потом с пола огрызок арматурины и спускается в подвал. «А вы, товарищи, за мной, вы за мной!» — и там лупит по лампочке…

А ведь Дед мог сперва зафитилить по лампочке железякой, а потом в темноте и в морду дать… разве не за что?

А вы расспросите про Деда на Антоновской площадке, расспросите хорошенько, и вам в числе других историй наверняка расскажут и эту: как он однажды пришел в один из цехов, увидел на станине пыль и, отвернувшись от всех, руки за спиной, на станину внимательно уставился, и все, конечно, подошли, тихонько стали, как водится, чуть позади и рядом, и тогда он поднял сухонькую руку и пальцем написал на станине это, о чем Шукшин сказал: «чудак на букву «м».

Потом обернулся, стащил с начальника цеха пыжиковую шапку и сперва тщательно отер о нее палец, потом, как со школьной доски, стер со станины шапкой свое художество и бросил шапку под ноги хозяину.

Но почему это — про Деда?.. Про них про всех, кто казался нам когда-то по иронии судьбы уцелевшими мастодонтами и до кого нам теперь еще тянуться и тянуться, иначе что мы оставим тем, кто — после нас?

О них обо всех.

А персональную заявку только сделай!

И несколько дней кряду Минчермет потом будет лихорадить. В нем ведь, никуда не денешься, с бору по сосенке — со всех больших да малых заводов понемногу. И бывшие новокузнечане станут с жаром судить да рядить, кто есть кто, да верно все отобразил или неверно, магнитогорцы и криворожцы, лишь бы делом не заниматься, будут горячо им сочувствовать, а безвинной ответчицей станет в конце концов твоя родная жена, бедный экономист хозуправления, и тебе потом дома опять достанется на орехи, это уж как пить дать, и теория литературы вместе с историей тут не помогут… тяжелое дело — современность! И спецмолока «за вредность» не полагается.

Видишь, чего ему — спецмолочка захотелось!.. Спецмолочишка. Или забыл, старый дурак, что до сих пор в молодых писателях ходишь?

Давай-ка лучше о чем-либо другом. Что повеселее.

О чем?

Хотя бы о счастливых временах там, на Антоновке… О том хотя бы, как он, твой «Митя Подковыркин» начинался… Как он родился, Подковыркин.