Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Спустя 7 лет, в конце декабря 1770 г. посол Кэткарт направил в Лондон обстоятельный доклад о состоянии дел в России. «Императрица, – говорилось в докладе, – по-видимому, не сознает действительной опасности, в которой находятся ее дела, ибо она слишком обнадежена и успокоена прошедшими успехами, имеет лишь незначительную помощь со стороны своих министров, слишком много берет на себя и по разным причинам весьма часто отвлекается от занятий». Далее Кэткарт пояснял, в чем заключалось плохое управление Российской империей. «Все дела, как иностранные, так и домашние находятся в пренебрежении … Императрица стареет, великий князь приближается к совершеннолетию, а между тем не принимают никаких мер для того, чтобы не дать ему сбросить с себя роль ребенка, заявить права наследника»628

. Ничего не делается также для решения внешнеполитических задач, продолжал дипломат, в том числе в отношении союза с Англией.

В своем докладе Кэткарт сообщал о «бесконечных расходах» императрицы на содержание флота. Он подчеркивал, что правительство не в состоянии получить какие-либо средства путем займов за границей или внутри государства через увеличение налогов, поскольку, на его взгляд, «бедные и средние классы были бы раздавлены, прежде чем богатые начали … страдать; для правительства опасно раздражать богатых. Казна еще не совершенно истощена, но весьма обеднела. Дела банка в беспорядке»629

.

Серьезный просчет в управлении империей Кэткарт усматривал в недостатке людей «способных, сведущих и честных». «Зависть и ненависть к иностранцам», неспособность ко всем делам, как гражданским, так и военным, отсутствие согласия и доверия, а также «недостаток той деятельности и энергии, которые в других странах побуждают людей недовольных высказывать свое недовольство, противодействовать мерам, ими осуждаемым, и отделяться от лиц, рассматриваемых ими врагами государства», все это характеризует российских чиновников, заключал посол630

.

Завершая характеристику столь безрадостного состояния дел в России, Кэткарт высказывал предположение о возможных переменах в государстве (читай: очередном дворцовом перевороте) в результате которых граф Алексей Орлов «представляется самым вероятным орудием для того, чтобы оказать своей родине важную услугу или причинить ей большой вред … Репутация, влияние на императрицу и поддержка братьев … призывают его к деятельности»631

.

Исчерпывающий доклад посла о России произвел впечатление на Георга III, и он поручил передать Кэткарту свою благодарность. «Его Величество одобряет Ваш образ действий, – сообщал послу госсекретарь, – и весьма доволен тем усердием, вниманием, деятельностью и искусством, которые так очевидны из хода переписки Вашего превосходительства, а особенно заметны в вышеупомянутой и весьма интересной депеше Вашей, где вы рисуете такую яркую, подробную, но в тоже время унылую картину настоящего положения русского двора и империи»632.

Очевидно, положение в стране в начале 1770-х годов было действительно сложным, если недоброжелатели и откровенные противники императрицы подумывали об отстранении ее от власти. «Низкие люди … имели в виду … свергнуть императрицу с престола под тем предлогом, что ей была вручена корона лишь на время малолетства сына, и возвести великого князя, – сообщал Кэткарт 2 августа 1771 г. – Как только узнали, что великий князь болен и, как полагают, в опасности, народ испугался, стал подозревать, что его отравили, причем обвинялись весьма высокопоставленные лица. В эту минуту императрица … сознала всю опасность последствий, с которыми была бы сопряжена смерть законного наследника. Народ был бы приведен в бешенство». Когда же выяснилось, что опасность миновала, стали распространяться слухи о том, что великий князь находится на положении государственного пленника. В гвардии началось волнение, многие гвардейские офицеры жаловались, что ежедневно «ожидают быть вызванными и в таком случае не знают, на что решиться и кому повиноваться». Кэткарт полагал, что подобные события свидетельствовали об «усилении привязанности» к великому князю, и, следовательно, укреплению влияния его наставника графа Панина. Впрочем, считал он, пока Панин остается первым министром императрицы, нельзя опасаться, чтобы он стал поддерживать какие бы то ни было действия, направленные ей во вред. Однако, продолжал Кэткарт, «из этих семян могут рано или поздно развиться большие бедствия, если только великая монархиня не решится своевременно на меру, к которой она по великодушию своему была бы способна». Для этого, полагал посол, потребовалось бы избавиться от «опеки» семейства Орловых, чему она, естественно, воспротивится633.