Между тем британский посол не оставлял надежды на то, чтобы расстроить создаваемую Екатериной II Лигу нейтральных государств. Он просил Потемкина устроить ему встречу с императрицей. Князь, как извещал Гаррис лорда Стормонта, «употребил все усилия», чтобы уговорить государыню принять посла «частным образом», и был удивлен ее отказом. Подобное поведение императрицы Потемкин объяснял происками своих врагов, которые распространяли слухи о его стремлении к неограниченной власти, что не могло не задеть Екатерину II. К тому же, пояснял князь, императрица за два последних года «чрезвычайно опустилась, умственные ее способности ослабели, а страсти усилились». И когда он заводит с ней речь об иностранных делах, Екатерина не отвечала ему ничего, либо отвечала «горячо и с неудовольствием»513
.Наконец, 7 декабря 1780 г. Екатерина дала свое согласие принять британского посла. Примечательно, что перед этой аудиенцией князь Потемкин подробно проинструктировал Гарриса, что и как следует говорить императрице. «Он советовал мне нисколько не стесняться, а говорить прямо и откровенно, потому что она (императрица. –
Выслушав наставления князя, Гаррис отправился на аудиенцию к императрице. Свой разговор с ней он подробно изложил в депеше к лорду Стормонту 13 декабря 1780 г.515
Гаррис начал беседу с упреков по поводу неблагополучного состояния дел между Англией и Россией. На это Екатерина, заверив посла в искренности и неизменности своих чувств к английскому народу, заявила, что в ответ не встретила достаточно взаимности, чтобы считать британцев далее своими друзьями. Гаррис попытался возразить и предложил обратиться к возобновлению условий Парижского мира 1762 г. вместо принятой Декларации о вооруженном нейтралитете. Однако императрица была непреклонна. «Я буду поддерживать свое намерение: я считаю его полезным», заявила она. А далее поинтересовалась у посла, какое зло может принести англичанам вооруженный нейтралитет, или вернее «это вооруженное ничтожество»? «Возможное зло, – отвечал Гаррис. – Он предписывает новые законы, которые, защищая торговлю наших врагов, оставляют нас беззащитными; сохраняет им их торговые суда для перевозки войск и снабжает их всем нужным для постройки судов военных; кроме того, нейтралитет смешивает наших друзей с нашими врагами, и его же употребляют для достижения целей совершенно различных от того, что вызвало его появление»516. Императрица в ответ раздраженно упрекала британцев: «Вы вредите моей торговле, вы останавливаете мои корабли. В моих глазах это имеет огромное значение. Торговля это мое дитя, – как же вы хотите, чтобы я не сердилась? … Оставьте в покое мою торговлю, не задерживайте мои немногочисленные суда … Я бы желала, чтобы мой народ сделался промышленным»517. Гаррис пытался оправдываться, уверяя Екатерину, что его правительство сделает все для охраны российских судов. В то же время он продолжал настаивать на соблюдении условий Парижского мира, опасаясь, что в силу вооруженного нейтралитета все народы начнут пользоваться привилегиями, которые не принадлежат им.Подводя итоги своей беседы с Екатериной II, Гаррис констатировал: «Что касается до ее нейтрального союза, она от него не откажется; она слишком горда, чтобы сознаться в ошибке … Она видит, до какой степени несправедливы последствия этого союза для других народов и какие неудобства могут возникнуть от него для нее самой. Она теперь желает только найти предлог, чтобы уничтожить последствия нейтралитета»518
. Посол предлагал своему шефу «подделываться» под характер императрицы, льстить ей, допустить свободный проход ее кораблям, что позволит, на его взгляд, сделать ее «искренним и усердным» другом Англии. Однако лорд Стормонт в ответной депеше заявил Гаррису, что вовсе не разделяет его надежд519. И действительно, Екатерина II продолжала активно продвигать свою Декларацию о вооруженном нейтралитете.